Da capo azzurro
Под вычитанием в столбик тоненькая черта…
/пус/ть из одного – один, два из двух, всё вокруг, всё одно: /тота/л –
ноль, снег растаял, деревья в цвету, Христос, –
сколько ни жди ответа, в итоге всегда вопрос.
Сын, собака, жена, брат, отец… приходишь в церковь: "Ну, чья вина?
Ну, ведь Твоя, Чмо, молчишь", – /ти/хо, только со свода нисходит на голову вы/шина/.
Выйдешь, солнце в ответ улыбается, жжёт на грудине шов:
"Да, я – Вина, больше смысла ты не нашёл…
А хоть искал? Жена, сын, брат, отец – раз единый поставил плюс?
А ты хоть раз вопрос свой в миг последний выталкивал из-под колес?
Стоишь тут – смеётся солнце, смеются люди, а ты – «вина»…
синичье «си» попробуй на вкус, стой, дыши – это /синева/"…
Vuoto segno
Никогда не думал, что женщина будет мне говорить: «Заткнись».
Это фраза двери в парадном, парапета Яузы, «Музыкального ада» Босха, но не её.
Я настолько наивен, что думал: корни – это всегда «пусть не выросло, но хотя б вырастает вниз»,
то, что ввысь вырастает – листва, ветви, птицы, небо, ну, и мы – зверьё…
Рассосались швы, язвы зарубцевались, кости срослись, и знать
кого звать, если что, не нужно уже, если что – не нуж/но совсем уже/.
Уже выбор есть, стойкий выхлоп, есть «холопу хлоп по тому, чем сесть», есть, который – Знать,
только вот как-то сел неудачно, что ли, или подали не во время бланманже.
Я – седой даже не вождь – так, кусок индейца, подкова стертая до земли, диплодок;
шарахаюсь от слова «хрен», когда уже мир весь считает ласкательным слово «б...дь».
Солнце – в четвертом доме, а та, что твердит «заткнись», подевала куда-то мой поводок,
а без поводка – я не сумасшедший – ни за что не решусь её повести гулять…
Silenzio lunga
Белье постирано, дети спят, крыса мирно шуршит в углу –
верно, точит гречку, просыпанную вчера.
На вопрос самому себе, как критику, критик бубнит: углубь
наполнение вширь смыслового вектора. Вечера
уж теплы, день зовёт молодою листвой берез
на пленер, вон из злой кривизны зеркал.
Кривизна отражает не/мой непослушный вихор волос
и воспоминание, что младший весь день икал.
Как бы все же углубить... Утробно урчит живот:
хочет гречи, что крыса ест. Паспарту
поменять бы на фото том, где я – пилот,
чтоб красота, не дай бог, не нарушила тишину…