И рече Бог:
сотворимъ человека
по образу Нашему и по подобию,
Книга Бытия, 1:26
Зорник.
Как по зорьке по зарянской
Прокатился шар вертлянский.
Я родился по весне,
Чтобы маяться во сне.
Был я гол, и нага была
Моя бабка, неся меня.
И взывала Зарю - орину,
И просила Зарю - скорину;
- Возьми с малого ты дитя
Зыки - рыки все навсегда.
И дневные шугнула прочь,
И ночные прогнала в ночь,
Трижды баню вкруг обошла,
И ребёнка в дом занесла.
Пробежало с тех пор полвека,
Помотала судьба человека,
Но остались со мной навсегда
Старой бабки моей слова:
- Зорька, зоренька, зореница,
Света дай твоего напиться,
От напастей меня храни,
Страхи мрака мои сгони.
И на сердце мне утешением
Лёгкой зыбкою, не забвением,
Ты пойди, войди моя зоренька
Моя матушка, моя доченька.
Смой усталость дня, ложь моих очей,
Освяти мой мир чистотой своей.
Ведь не стоит печаль и тоску
По ночам нагонять на луну,
Да душой окривевшей стонать,
От бессилья всё это принять.
Ежедневное лихолетье дня,
С отречением самого себя,
Где спасением лишь Полудница,
Когда веки с веками целуются,
Опьянённые взглядом - волоком,
Затянувшим явь тяжким мороком.
И забравши силы брожения,
Одарит взамен сном забвения
От томления по прекрасному,
Но далёкому и неясному.
От того - то забыв покой,
Поседевший как домовой,
Вечный зорник, я с верой жду
Трёх сестёр как одну сестру,
И вздыхая, жена уж не злится,
То что сын мой опять заряниться
Поспешает в Вечёрки час,
Только встречи те не про нас.
Нам Купальница кажет ночь,
Усыпляя жену и дочь,
Погружая дом в тишину,
Нежный плен отхода ко сну.
Только мне не даёт Заря
Успокоиться до утра.
Зорны сумерки гложат дни,
Будоража мысли мои;
Что забывший сон и покой,
В этом мире для всех чужой.
* * *
Река.
День усталый клонится ко сну,
Поспешает народ на Двину,
Там сквозь сирые облака
Розовея, встаёт заря,
И скользя посолонь, не спеша,
Охраняет мой град до утра
Благодатною силой своей,
Становясь с каждым вдохом бледней.
Я вдыхаю, любуясь, грущу,
Одного только в толк не возьму,
На восходе, глянь, небо синей,
А вода темней и теплей,
На закате ж вода хоть светлей,
Чище неба, да холодней,
И спеша вековой тропой,
Разливает вокруг покой…
Слышу тихий голос - вещун,
Это шепчет мне Гамаюн.
- Явь плотнее, чем Навь, верней.
Кривда ярче, но холодней.
Ты стоишь у обман - реки,
Райских птиц к себе не зови.
Не мани, не прельщай мечтой,
Не играй зря своей судьбой.
Сирин сладкие речи ведёт,
За собой в мир Нави зовёт,
А Стратим, ежели запоёт,
Буря в щепу тебя сотрёт.
Алконоста ж заслышав глас,
Беспечальным станешь тотчас,
Позабудешь себя, жену,
Бабки заповедь про Зарю.
Испокон текут реки в моря,
Царства вечного хлада и сна,
Торопясь всё из Яви в Навь,
И сегодня текут, как и встарь,
В неизвестный и чуждый край,
Где не сыщешь не дом, не рай.
Так, что думай куда течёт,
Та река, что тебя несёт…
* * *
Вещун.
Я Древо Познанья, я – мира зерцало
Ты Детство из Рода, мне сердце шептало,
Древнейшего рода, где корни как жилы
Душу тоскою и болью прошили,
Память, лелея в тебе постепенно,
И растворяясь уже внутривенно,
Вскрыли руду, что веками копили,
Те, кто в тебе, до тебя ещё жили.
И кровь омывала тебя заревая,
Сердце пурпуром переполняя,
А дальше, всё больше, бурлила и пела,
В мыслях басовой струною гудела;
Где и откуда истоки печали,
Что из тебя веселье прогнали.
Ты живёшь болью тоски и утраты,
Скорби и плачи, - пружинною сжаты,
Но кто - то ведь должен, нести это бремя,
Ты не один, за тобой - твоё племя.
Боль повсеместно разлита по миру,
В сердце ж вонзи золотую секиру,
И умирая вечно, за други,
Ты ощутишь тщетность потуги
Всё изменить, всё переделать,
Счастье познать, и горя не ведать.
* * *
Род.
Бела ночь. Я не спал,
Всё стихи выправлял,
А на поздней заре
Вдруг привиделось мне:
То ли Рай, то ли Ирий,
Пойди, разбери,
Те же самые птицы,
И те же сады.
Наяву иль во сне,
Гамаюн пела мне:
- Изначально, во Тьме,
Жизнь хранилась в яйце.
Но любовь обретя,
Род воздвиг небеса,
Разделил Свет и Тьму,
Правду с Кривдою:
А за тем родил землю родную,
Что сокрылася в бездну тёмную.
Из лица Его, вышло Солнышко,
Месяц выбрался из груди Его,
Звёзды частые из очей Его,
Зори ясные из бровей Его.
Его думушка, - ночка тёмная,
А дыхание, - буйные ветра,
Дождь, и град, и снег, - то Его слеза,
Ну, а глас Его, - гром да молния.
Род - Отец Богов, Он и Мать Богов,
Лада - Матушка, то Его Любовь.
Всё что было, есть, и что предстоит,
Что родилося, что ещё родит,
Небеса и вся Поднебесная,
Для любви Его, рождена была.
И умолкла тут птица честная,
Песню дальше петь смысла не была.
Если Бог - Любовь, а любовь, - есть бог,
Он для нас Един, Род аль Цеваот.
* * *
Пьяный Ангел.
Ни мечтать, ни писать не хочу,
Нужных слов связать не могу,
Я сегодня, не трезв и не пьян,
А вот ангел мой в дребадан.
Мы сидели с ним в вечеру,
Коньячку добыв, но одну.
Да и рюмка была одна,
Сколько помнится у меня.
Наливала коньяк рука,
Отдыхала душа моя.
Тихо ночь зашла, не спеша,
Посидела чуток и ушла.
Ну, а он всё рассказывал мне,
Что видал на той стороне,
Что живёт параллельно нам,
По другим законам и снам.
- Воском уши залил с утра,
Видел Сирина у двора,
А сейчас, как залью глаза,
Не узрею в натуре тебя.
Он вздохнул и отпил глоток,
- Вот такие дела, дружок.
Гамаюн вчера клекотал,
На путь истины наставлял,
Мол, стоишь на пороге зла,
Так пошире открой глаза,
Я послушался и тогда,
Мир обрушился на меня…
Много он чего говорил,
Будто баба порой голосил:
- Я в душе своей слышу клич,
Гомонят во мне Див и Птич,
Остальных пока, - не слыхать,
Прилетят должно, - полагать.
Но, я буду уже никакой,
Наливай ещё по одной.
И не чокаясь, он до дна
Рюмку выпьет, ан вновь полна,
Я дивлюсь на таки дела;
Вот бы, так бы, да у меня…
А на утро опустошён,
Не наказан и не прощён,
Нету песен и нет стихов,
Всё по кромке созвучья слов,
Отыскать свой пытаюсь путь.
Для начала хоть, что - нибудь,
Пару слов, Господь, освяти,
Для подпитки моей души.
Образ хоть один подари,
Чтобы грёзы очистить мои.
Только кто ему, что ему, - я,
Он не станет искать слова.
И кружит над моей головой
Тень не птицы, а так, - отстой,
Крик, что вязнет в попытке понять;
Кто я, где я, куда бежать?
И схожу помаленьку с ума
Потому, что внутри пустота.
И не надо за горечь эту,
Призывать человека к ответу.
Побираюсь, прошу, но нет
Слышу грубый отказ и совет.
Не писать, не читать стихи,
Ни кому они не нужны…
Это ангел напротив сидит,
С пьяных глаз на меня глядит.
Ждёт, что стану я возражать
И слова опять подбирать.
Но, к чему все слова мои,
Если в них нет больше Любви
Нету радости, нет тоски,
Только рифмы и строй строки.
Можно горы свергнуть в моря
Можно камнем засеять поля
Можно много, чего свершить
Но не стоит других винить…
Ведь Господь всё уже давно
Рассудил, что кому дано.
И опять потихоньку я,
Собираю свои слова,
И подальше свой прячу стих,
Чтобы ангел мой поутих…
* * *
Сносудец.
Возвращается стая,
Вновь на круги своя.
Повторяется всё, и опять слышу я голоса,
Закрывают мне птицы крылами глаза;
– Ты отринь все печали, забудь обо всём,
Слушай молча о чём, мы тебе воспоём…
И роятся во мне хором их голоса,
Наполняя, сверкая, пьяня и маня.
Расступаются стены, уходят дела,
И уносят меня волны зыбкова сна.
На дворе моём каменный век.
У костра сидит человек.
Смотрит он на огонь и ждёт,
Что вот - тот к нему снизойдёт
В треске сучьев, его Рода Слово,
Буквы звук или что - то иное…
Но вокруг тишина, лес молчит,
Человек вздыхает, не спит.
Думы тяжкие мучат его;
«Бог один и одно естество,
Только вот он я, вот и жена,
Двое нас, а семья то одна.
Может Бог, есть Он и Она,
И у бога, - два естества,
Как от солнца, - свет и тепло,
А ведь солнце, - оно одно.
Да не буде наш Род разделим
И мы каждому лику Его воздадим.
Раз есть Бог, быть должна и Богиня,
И становится глина, - святыня.
- Ты, в порядке? – спросила жена.
- Аль слепил чего для меня?
Он прошамкал, кусок оленины жуя,
- Бог даждь вскоре узришь сама,
Как Богиня и Мати богов
Охраняет огонь очагов,
И желая только добра,
Плодородит хлебом поля.
Вот такую, богиня Ма,
Из незнамого бытия,
Я леплю, чтоб у нас была
Мать богов, но уже своя.
Полногруда и крутозада,
Ведь детишек нам много надо,
И достатку нам нужен кошь,
И да буде богиня Ма - кошь.
И даждь бог, буде Бог отныне
Отче нам, а мы ему сыне.
Так рождались Лики у Бога,
Для охраны земного Рода.
И с тех пор повелось на Руси
Мы все дети даждьбожьи твои.
Да прольётся щедрот благодать,
Только благо нельзя всем раздать,
Ведь Всевышний один в вышине,
А нас много на грешной земле.
И опять взалкал человек,
Омывая кровью свой век:
- Боже! Боже! Прошу одного
Только Слова, хотя бы одно,
Мне довольно будет его.
А в ответ, как всегда, - ничего.
И тогда, подобно Творцу,
Нашепталось одно к одному.
Мать Сыра - земля, Доля, едоля,
Закручинила сердце неволя.
Тянет руки богов череда
Изначала ко мне сквозь века:
Белобог, Чернобог, Сварог,
Велес, Дива, Мара, Даждьбог…
Каждый бога лепил, по понятьям мирка своего,
Каждый глину месил, как хотел, как умел для него.
И забыли в пылу все, - одно,
Бог - Отец, этим сказано всё.
Бог Един, Неделим,
Многогранен и зрим
В истуканах, иконах,
Молитвах и снах.
Бесконечны же грани Его божества,
Непорочная Дева Дитя понесла.
И случилося то,
Что случиться должно.
Поклонялись Отцу, и считались детьми,
Но пришёл к вам Господь и вы стали рабы...
Встрепенулася птица, сглотнула слюну,
Подожди, отдохну, и ещё воспою…
А тем временем к нам, всё святые отцы
Приносили иконы, хоругви свои.
И двоилася вера, терялися дни,
Птицы вещие тихо меняли сады.
И молитвой заговор рек,
Уж не сына, раба имярек.
Грозен был новый бог, гой еси,
Пантократор взошёл на Руси,
Грозный ликом и ярый оком
Бесконечно от нас далёком.
Но всего за четыре века
Обрусел Он для Человека.
И с иконы глядит Спаситель,
Не Господь, а Отец - хранитель.
И три путника свой, предвечный совет,
Нам даруют как Новый, Единый Завет.
И твердил падший ниц, входя в раж,
«Символ веры» как «Отче наш».
«Верую, во Единого, Бога Отца,
Вседержителя, и Творца…»
И да будет Слово по вере,
Изначала данное Деве…
Птица пети устала, сложила крыла,
Но молитва на сердце уже залегла…
- О, Пречистая Мати Христа моего,
Та, которой любовь, превыше всего.
Преблагая Царица, прошу, помоги,
Милосердной любовью свой дом освяти.
Призри малых, убогих и сирых своих,
Будь заступницей наших в молитвах твоих.
Пренепорочная, рождшая Слово
Чистою верой наполни нас снова.
О Препятая, грешних споручица,
Богоблаженная наша Заступница,
Внемли молитвам, сердца охрани,
Мати щедрот, души наши спаси.
О Мати Света, колени свои
Я преклоняю пред ликом любви.
* * *
"Шестоднев".
Сквозь "Шестоднев", скользя тропой любви,
Я смысл в словах пытался обрести
Через подстрочник ветхой старины,
Покрытой пудом вековой пыли
Всех заблуждений, ожиданий, грёз,
Раскаяний, обид и глупых слёз…
А истина, покоилась на дне,
Водою ледяной, в замшелом роднике…
Что бил ключом, и жёг гортани плоть
Слезой горючею, что обронил Господь
По всем заблудшим и оставившим Творца,
Но боль ушла и опреснела стылая вода.
Ах, эти чистые, холодные струи,
Что по гортани с хрустом потекли…
Враз заломило зубы, и мозги,
И обречённо очертило край пути.
Я перед пропастью и истинностью лжи,
Стою один и навожу свои мосты
Из паутины грёз, обмылков снов,
Обманчивых миров чужих стихов,
Обмолвок, недосказанных идей,
Чьи призраки подобием людей
Пытаются наладить связь времён
В надежде, что забудет их Харон.
Но где ж, то слово, указатель, поворот,
Что даст понять, куда мой путь меня ведёт.
В какие дебри лабиринтовой чумы
Придётся мне надолго забрести,
Чтоб обрести себя, нащупать суть,
Того, что невозможно обмануть,
Того, что залегло на дне души
Горошиной неведомой любви…
Июль 2012г.