Волшебные умения. Аберрация

Татьяна Туль
- Почему ты всё время закрываешь глаза?

Я не отвечаю. Волшебство нахлынуло, и все слова куда-то разбежались. Да и не хочется упустить волшебство, оно ведь такое...

Вот цветок. Он ещё не распустился, а так хочется увидеть, каким он будет. Я закрываю глаза, и цветок появляется на внутренней стороне век. Какой он красивый! Если открывать медленно и осторожно, он таким и останется. Вот, и правда, уже чуть-чуть раскрылся!

Птица мелькает далеко-далеко. Какая она, какого цвета перья? А где была, что видела в дальних странах? Веки опускаются, а подняв их, задыхаюсь от восторга: вот она, на соседней ветке, можно разглядеть каждое пёрышко. И ещё они так переливаются... моря и леса нарисованы на них, реки и горы...

Человек идёт навстречу, хмурится. Сердится на что-то, или обижен. Успеваю закрыть глаза и представить его добрым. Открываю - так и есть, улыбается. И я улыбаюсь. Может, со стороны кажется, что он улыбнулся мне в ответ, но я-то знаю, что чуть раньше - просто стёрлись его обида и сердитость...

И много-много есть всего, что можно подправить. Правда, сломаннуую ветку мне пока не удаётся прирастить обратно. У меня ведь очень мало времени на волшебство, только перед сном...

- Не три глазик, он может заболеть!

Чтобы не чесать, закрываю глаза снова, хотя жалко.
Правый глаз видит хорошо, а левый почти ничего. Ему надо тренироваться, и правый глаз плотно заклеивают. Мир становится серо-тусклым и размытым. В таком ничего не хочется делать, всё приходится через силу.
Но когда заклейку снимают... Одни цвета - уже волшебство! Небо такое нежное и ненаглядное, дышит, перетекая из голубого в синее, сияет... А облака! А трава, форма листьев... А собаки какие красивые... И можно постараться сделать мир ещё красивее, даже сделать так, чтобы не разбивались фигурки на буфете - подхватить их взглядом, потом открыть глаза, и всё, снова стоит на месте...
И так жалко, что мало времени на волшебство. Надо много сил, чтобы всему помочь - а уже надо спать. И ресницы помялись, глаз слезится и отчаянно чешется. Ну ничего, если ресницы высушить и смотреть сквозь них - мир меняется ещё больше, и становится как в сказке.
И кроме того, есть Взгляд...

- Ну вот, опять не спишь! Поздно уже, баиньки пора... Что ты всё время моргаешь?

Взгляд я чувствую давно, сколько себя помню. Когда мир серый, Взгляд чувствуется лучше...
Вот он - сильный. И смотрит на всё и на всех сразу. Только Взгляд никогда не моргает, просто наблюдает, и всё. А ведь он, наверное, смог бы закрыть глаза и представить, что все больные выздоровели, и бездомные собаки и кошки нашли хозяев, чтобы никто не ругался и не дрался... И тогда мы с Ним могли бы играть - делать иногда траву фиолетовой, небо зелёным. Тоже ведь красиво. Пусть это будет другая планета, для неё можно потом тоже увидеть людей и зверей...

В темноте закрывать глаза неинтересно. Сразу вспоминается тётка на улице, спрашивающая противным голосом: "Почему это у нас глазик заклеен? Наверное, плохо себя ведём?" И мама, отвечающая сквозь зубы: "Астигматизм. Уже почти вылечили".
Мне бы такую силу, как у Взгляда... Чтобы стереть мамину боль и тёткино спрятанное удовольствие от того, что её дети ходят без заклеек.
Или тогда мне будет неинтересно представлять, как лучше, и захочется просто наблюдать? Нет, наверное, Взгляд просто ещё не пробовал закрывать и открывать глаза. Надо ему показать, как это замечательно...

- Ну почему ты опять закрываешь глаза?

Я молчу. Не из опаски. Это потом я узнаю, что астигматизм и аберрация - не только болезнь глаз. Что люди называют так разные отклонения и изменения, и это для них ругательство или признак болезни, а болезни надо лечить... А я не захочу лечиться от своих волшебных умений и ничего о них не расскажу... Или расскажу с безопасного расстояния, и когда найду слова...

Всё это будет потом. А пока я просто не знаю слов, какими можно рассказать о волшебстве. И ещё мне просто некогда.
Мне три года, и я учу Бога моргать.