I remember the smell of a rain in the morn in green bents,
Down the dawn – like thick apricot juice – it did flow.
I recall the “Ole!” and I do the castanets
In the jungles of the Russian young ash and birch groves,
And a triangle of cranes that through chill and fog flied,
They flew over my head to Madrid, to Madrid,
And one, lost by his flock, little frightened tit --
He abandoned me too, for a search of a new life.
Can I ever forget my face shattered to pulp,
When I ran for my life through a Mongolian night,
Ghouls that threatened to swallow me whole in a gulp,
And my blessing the night for not being too bright!
I expect no rewards for my love, nor my gloom,
If you ‘re happy, my country, by th' changes and woes,
But, oh why, tell me why th’ rows of numerous tombs
Block my finding the one of my father’s repose?
There is nothing but crosses, and madness, and gloom,
Where each taxi departs for nobody’s address,
Leaving the staying behind in the frost and distress,
Taxi trails 'll be swept off by a February broom.
The Milky Way will illume my way home – straight or crank:
Th’ milky smog, th’ white smoke, and those aspens in snow.
Little green lights ‘ll blink for me from the opposite bank,
Sullen drivers 'll wave hands their compassion to show.
Я же помню, как пахнет на родине утренний дождь,
Абрикосовым соком стекая в рассвет.
Я же помню, как в дебрях березовых рощ
Слышал я крик Nandy и язык кастаньет.
А еще я запомнил, как в зябкой туманной дали
Пролетали в Мадрид не спеша журавли,
Как отбившись от стаи, испуганный маленький стриж
Без меня улетал на всю зиму в Париж.
Разве можно забыть, как бежал я с разбитым лицом,
Словно загнанный зверь, по монгольским степям,
Как нечистая сила махала мне вслед кумачом
И скользила серпом по амурским волнам.
Мне не надо награды за то, что я свято любил, –
Коль тебе перемены, родная, к лицу.
Отчего же так много на кладбище русских могил,
Что никак не дойду на могилу к отцу.
Неужели на тысячу верст здесь одни города
Безымянных крестов и простуженный свет.
По ничьим адресам отъезжают такси в никуда,
И февраль заметает ничейный их след.
Млечный Путь в эту ночь мне осветит дорогу домой:
Белый дым, белый дым и осина в снегу.
И таксист, как Харон, мне угрюмо помашет рукой
И блеснет огоньком – там, на том берегу.