У прощания не отнять письма.
Оно долетит голубиной почтой –
всё равно, куда. У него их тьма,
этих писем. Иногда не строчкой
способных ранить, а простой мольбой,
просто дрожью руки, замираньем сердца…
Потому что от встречи еще одной
никуда не скрыться. Если б можно деться
было куда-то – зарыться в песок с головой;
как паутина притаиться в углу;
сказать армии чувств: «отбой»…
Но как до конца низвести золу?
У прощания не отнять руки
с белом платочком, жемчуга слез.
То, что бесследней – бессмертнее, как круги
на воде (от весел твоих, небось?).
И все равно при разрыве, связавших нас
незримых ниточек, возникает
одиночество в необъятный час.
Прах неразлучен. Покамест
ты сдвигаешь стулья рядком;
проходишься тряпкой по
пыльной поверхности; молотком
стучишь по перстам, как слепой –
Фортуна неизменно, со
соскочившим о ней словцом
с языка, как чертово колесо,
к тебе поворачивается лицом…
Так улыбнись удаче! Она одна
безраздельно одна – даже окольным
ветром сюда заносимая, так скромна
и тиха. С одиночеством колокольным
ее не сравнить. Как вдова бледна.
Сколько мужей, посчитай, потеряла,
загибая пальцы, которых на
армии рук не хватит? Поди, не мало.
Эта она отправляет вослед «люблю»
воздушною почтою, не иначе,
как одинокой туфельке – кораблю
и желает в пути – удачи! –
то есть себя, то есть свои услуги
предлагает, но как всегда
мы хватаем лишь то, что швыряют в руки
солнце, камни, вода,
но не то, что возможно вернуть.
Хоть жизнь, как скомканная бумага,
может пуститься в обратный путь
по принципу бумеранга.