Мне жуть как жалко
утерь (что жалят остро)
рисунков сажею костра
сакральных знаков,
абстрактных линий и овалов
ладонью, пальцем, палкой
на мраморных пилястрах
в пещерных залах
магического замка.
Мне ум мой жалит
потеря древних оберегов -
браслетов на запястьях
и ожерелий из зубов
доисторических драконов -
от грозных сил стихии
и множества врагов
от хищных динозавров
до злых гостей -
воинственных соседей.
Всё смыло время быстро,
оставив нам лишь горсть
обугленных костей, -
следов кровавых пиршеств
пещерных пращуров людей.
Лишь много позже в голове
ребёнка Homo sapiens
возникнут образы в уме
с налётом лёгкой спеси -
убей без всякой жалости,
зарежь обсидиановым ножом,
пронзи насквозь копьём
медведя, рысь, бобра, газель.
Да хоть бросай в очаг ежа
и ешь рептилию, ужа.
Насытить племя.
Сперва других, потом себя.
Понять: родное семя -
спасение и бремя, -
стрела, запущенная в небо.
И только вместе всё что было
можно превратить в седую небыль.
Добро и Зло зело похожи
в игре, где ты крупье,
на шарик в выемке зеро
в уменьи выжить на Земле,
кружить по колесу Фортуны
и пасть в гнездо удачи
хоть явно или втуне.
Без этого не выйдет ничего,
хоть вылезь ты из кожи.
Жена иглой из рыбьей кости
стежком из жил сошьёт
на чресла тёплые одежды
из шкур зверей,
которых ты добыл охотой.
Пока здоров успеть родить
детей четыре-пять,
кто не умрёт -
поднять и научить
чумазых карапузов
всему, что нужно знать.
Потом уйти, не быть обузой,
как твой отец ушёл однажды
в долину предков на их зов,
порвав ещё живым земные узы.
Нет чувства хуже, гаже,
что пыль мы на ветру
и всё тебя переживёт.
Старуха в чёрном скажет:
- пора уж, я тебя сотру.
Ты не увидишь утра.
Я верю, что тогда же
возникла речь,
заложены предтечи
всех искусств на свете
исконно человечьих,
чтобы намыть в лотке
у Времени-Старателя
крупицы навыков, ума
и мастерства:
Праксителя Венеру
и заповедь Спасителя -
Благую Весть Христовой веры,
Теперь не так уже
и страшен твой уход.
И пусть Природа-Время
продолжат безучастный ход
под звук тик-так.
И поутру роса всё-также
падёт обильно на траву,
пока её не выжгло солнце.
Вот только некому в избе
рукой открыть оконце...
Валун так и лежит
на развилке двух дорог
налево - жизнь;
направо - смерть
и хочешь или нет
уйдёшь однажды,
как каждый смертный,
на звук волшебный
рога Оберона
в загробную страну.
Уже оттуда, справа, крикнешь
всему и всем, кто дорог:
- Пока! Прощай, Земля!
Но даже эхо не ответит...
От предка дальнего, прямого
осталось мне немного:
наскальные петроглифы
рыбалки ритуалов,
под копотью пещерной -
картины рыжей охрой
символики зверей
и сцен на них охоты.
Такие видел я
среди берёз с наростом капа
на скалах северных озёр
под слоем мха;
на речке Белая
в пещере Шульган-Таш,
по-русски Капова.
Я не встречал точней
владенья чёткой линией,
чтоб образ передать
бизона, тигра, лани,
кита, тюленя
так просто - живо, без обмана.
И я уйду когда-нибудь туда, -
не знаю - в Рай иль Ад?..
откуда нет возврата.
Меня лишь будет огорчать
стихи писать утрата.
Надеюсь на вратах,
на мёртвых сучьях
древа жизни
болтаться будут
тут и там
разодранные в клочья
листки моих стихов
на злых космических ветрах.
И, опадая, - медленно и тихо,
как листья с клёна,
за мной бредущим поколеньям
будут устилать
(что в Ад, что в Рай)
дорогу по колени.
Поэту больше нечего желать...
Давай, тальяночка, играй!
01.05.2014
Рисунок в Каповой пещере, Шульган-Таш, р. Белая, Южный Урал