Никто не знал, что мы просрём свободу,
Когда в конце задушенных времён
Как чистое вино был воздух подан,
И каждый, им без меры опьянён,
Кричал, шептал, и пел ему осанну
На десять поколений наперёд.
Из мерзлой пустоты эпох-вокзалов
На солнце выносили чёрный лёд.
В кипящем чане площадей и улиц
Штандарты отмывались от крови.
Мы новые себе так приглянулись,
Подвох витал, ещё неуловим,
Над пеной дней невидимою пылью,
Осадок донный баламутил глубь.
И, вырвавшись из прежнего давильни
С сияньем глаз и жадно влажных губ,
Глотали мы, пьянея, новый воздух
И, веруя в его целебный спирт,
К материку притягивали остров,
Где мир, как лагерь, был для нас разбит.
Всё восходило, раздвигались тучи,
Горели руки к новому труду.
Стоянье улиц перед ветром путча
Кричало миру – больше не падут.
Не пали... тихо обрастая жиром.
Вкусив высокой кухни перемен,
Свобода не натягивает жилы
И не диктует затянуть ремень.
Кого сейчас порадуют восторги,
Которые питали юность дней?
Свобода – не воззванье на листовке,
Не долгий дождь для поезда в огне,
Не "Асса", не "Игла", не "Покаяние",
Не всплывший средь витрин "Архипелаг",
Не жизни, пролетевшие боями
За солнце для палаток и палат.
Не вскрытые катыньские могилы,
Не Бабий яр в архивной полумгле,
Когда свобода памяти ходила
С лопатой по беспамятной земле.
Не слово, заменявшее пробелы,
Не вынос профилей с олимпа, и не то,
О чём свобода совести болела
В рассвете, как казалось, золотом.
Она теперь разборчиво всеядна,
Идёт по ресторанам авеню,
Дыханье освежив таблеткой мятной
Она – свобода выбора... меню.