О сенсуализме в поэзии

Ладислав Котичка
СЕНСУАЛИЗМ* В СОВРЕМЕННОМ РУССКОЯЗЫЧНОМ ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ

Так поступают все поэты.
Они разговаривают вслух сами с собой,
а мир подслушивает их.
Но так ужасно одиноко,
когда ты не слышишь речи другого.
                Бернард Шоу


Прежде чем изложить и попытаться обосновать свою точку зрения на предмет, следует сделать совершенно необходимое пояснение о квалификации и намерениях автора.

Автор не является профессиональным филологом-литературоведом, как не является также ни лингвистом, ни историком. В своих культурологических исследованиях автор руководствуется теми понятиями и методологическими приемами, которые приняты в философии культуры и философской антропологии. Разумеется, это не означает, что автор претендует на истину в последней инстанции по этим культурологическим основаниям. В то же время, конструктивная критика данного материала возможна по крайней мере с использованием соответствующего теоретического аппарата.

Объять живой океан современного русского поэтического слова невозможно. Это – примета нашего времени и очень важный, возможно, важнейший этап в нашей литературной культуре. Всеобщая грамотность (которая, увы, далека от идеала и литературной нормы) в сочетании с довольно высоким (в среднем!) уровнем образованности регулярно пишущих людей создает такой мощный массив текстов, что количество переходит в качество. В чем суть этого перехода?

Прежде всего, литературное творчество перестало быть «элитарным» и очень быстро превратилось в относительно независимое средство межличностной и общественной коммуникации. Технологически этому в огромной степени способствовали два главных фактора: развитие и доступность Интернета, а также частичная утрата монополии на «литературную истину» официальными печатными изданиями. Подробное рассмотрение второго пункта далеко выходит за пределы темы и целей данного эссе, и автор надеется прояснить этот вопрос позже, в других публикациях.

Есть еще фактор отсутствия цензуры. Безусловно, речь не идет о таких маргинальных явлениях, как широкое и сознательное использование ненормативной лексики, откровенная порнография, ксенофобия и т.п., хотя в определенных частных ситуациях и это может быть не просто проявлением психического расстройства или деструктивности, но нести некий смысловой посыл. Автор отнюдь не защищает указанные проявления, а лишь оставляет за ними право не являться невротической бессмыслицей. Отрадно, что в этом контексте цензура есть, хотя она далеко не так эффективна, как в былые – «бумажные» – времена... Под указанным фактором подразумевается цензура художественная, которая призвана отсекать откровенный литературный «брак», – произведения, которые не соответствуют общей группе критериев пригодности для восприятия читателем. Невнятные, а иногда и просто «невменяемые» опусы – это та цена, которую платит стихийное литературное сообщество за возможность излагать независимый взгляд на самый широкий круг проблем. И тут на первый план выходит понятие «независимый взгляд».

Возможно ли независимое восприятие чего бы то ни было в эпоху, когда индивидуальные восприятия размазываются шпателем СМИ, сообщая большинству голов «среднюю температуру по больнице»? Естественно, что во все времена находятся люди, способные к трезвому критическому анализу; они не нуждаются в психологических и идеологических подпорках, им безразлично общественное мнение как таковое, они уж точно не считают, что истина устанавливается большинством голосов. Но подобные субъекты всегда в меньшинстве, потому что быть таковым трудно, неуютно, а иногда просто опасно. По-прежнему убедительно и актуально звучат строки великого Хайама:

Если вдруг на тебя снизошла благодать –
Можешь все, что имеешь, за правду отдать.
Но, святой человек, не обрушивай гнева
На того, кто за правду не хочет страдать!
(Пер. С.Ботвинника)

И вот те многие, достойные и порядочные люди, которые не хотят претерпеть за правду (понятие расплывчатое, абстрактное и не всегда тождественное истине), но не могут не писать, поступают иначе: они заменяют рациональные установки чувством. Так стихийно возникает творческий сенсуализм, находящий наиболее яркое воплощение в относительно небольших поэтических формах. А дальше в ход вступает неумолимый закон влияния социального на индивидуальное и, конечно, наоборот. Здесь уместно привести в качестве примера одного из самых чувственных сенсуалистов (да простится эта тавтология) в истории европейской поэзии – Роберта Бёрнса. Те его стихотворения, которые посвящены любовной тематике, пронизаны экзальтацией и эротизмом высочайшего накала, и при этом поэт никогда не переходит черты, установленной современным ему обществом. В нашем контексте важен именно высочайший градус чувственности, а не «цензурность» Бёрнса. Был ли Бёрнс поэтическим сенсуалистом? Скорее да, чем нет, но его поэзия не исчерпывается исключительно чувственностью. Может быть, именно вследствие этого он так широко известен и любим, переводим на сотни языков и читаем все новыми и новыми поколениями и юных романтиков, и людей весьма зрелого возраста.

Если вернуться к русской поэзии, то во многих произведениях М.Ю.Лермонтова читатель находит все тот же специфический чувственный накал, который не отменяет ratio, но отодвигает его на второй план. Однако русский архетип не равен шотландскому, и потому в ряде мест Лермонтов переходит черту цензурности**. Это очень тонкий момент, поскольку окровенно незенцурные произведения, подобные стихотворным опусам пресловутого Баркова, как правило, не несут в себе заряда чувственности, а имеют целью отрицать таковую: не посредством замены рациональным началом, а простым попиранием, глумлением. Видимо, поэты в большинстве своем все же склонны говорить об интимном в рамках официальных нравственных устоев современной им эпохи.

Все сказанное до сих пор можно воспринимать как несколько затянувшееся вступление. Собственно культурологическая критика сенсуализма идет далее. Здесь вспоминаются беспощадные строки Сергея Есенина:

Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую, —
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
(«Черный человек»)

Без малого девяносто лет прошло с той поры, как ушел Есенин, а его наблюдения актуальны, как никогда. И сегодня на просторах Интернета, на весьма серьезных и представительных ресурсах, можно без труда отыскать солидный массив произведений, в которых сенсуализм сузился до сексуально-невротических излияний в более или менее талантливой форме. Этот грустный факт огорчает вдвойне, если принять во внимание, что большинство авторов таких стихотворений не пишут ничего другого, кроме оного. О чем свидетельствует такая прискорбная ситуация? При первой попытке обобщения  автор выдвигает гипотезу: узость поэтического сенсуализма, его вульгаризация путем быстрого скатывания от чувств к ощущениям, пропорциональна степени психологической и социальной беспомощности. Зерно рациональности не может прорасти сквозь заскорузлую корку личных комплексов и проблем социализации. В этой связи нужно подчеркнуть, что сенсуализм как таковой – не зло и не благо; истиной бедой выступает узость сенсуализма, низведенного до околофизиологических «страдалочек», зачастую сексуального толка. Смысловая пошлость становится в таких случаях своеобразной творческой программой, которая часто маскируется пояснениями примерно такого содержания: «Поэтом (поэтессой) себя не считаю, не нравится – не читайте, пишу исключительно для себя» и т.п. Совершенно понятно, что человек, действительно пишущий «исключительно для себя», пишет в стол, а не спешит явить миру химер воспаленного невротического воображения. Поистине, сон разума порождает чудовищ!

Автор не пытается критиковать конкретных литераторов, сетевых и «печатных». Здесь лишь обличается некая уродливая тенденция, которая порой оказывается сильнее зрелых литературных традиций. Это один из тех факторов, которые дискредитируют собственно идею «любительской», «народной» поэзии. Не раз отмечалось высокомерие признанных мэтров поэзии, их снисходительно-пренебрежительное отношение к сетевым поэтам. Увы, последние часто сами дают поводы к неприятию и отторжению на уровне традиций, освященных временем и великими именами.

Следует особо отметить, что поэтический невротик-сенсуалист в чистом, абсолютном виде не так уж и массов. Но его идеи обладают неким болезненным очарованием, особенно если он (или она) по-настоящему талантливы. И вот уже за нездоровым гением выстраивается целая цепочка менее талантливых или вовсе бездарных эпигонов, имеющих достаточно навыков, чтобы формально наследовать «гуру», многократно приумножая крик искалеченной души до уровня адского зубовного срежета. Очутившись воленс-ноленс в такой ситуации, психологически здоровый, трезвомыслящий и контролирующий свои чувства поэт может показаться судебным приставом на молодежной вечеринке.

В той или иной степени любой автор, пишущий более или менее систематически, рискует стать жертвой собственных неблагополучных состояний. Как отреагирует на это его перо? Реакция рационалиста понятна: он будет упорно порождать универсалии, смыслы, в которые переплавится его боль, страх, ненависть, нереализованные навязчивые идеи. Сенсуалист же неизменно будет пытаться передать свои чувства предельно адекватно и в чистом виде, не рационализируя и даже не анализируя. Качество результата в таком случае находится в прямой зависимости от уровня культуры, литературной и общей эрудиции и степени социальной адаптированности творца.

Философию часто обвиняют в отсутствии «практической косточки», склонности к абстрактному теоретизированию. Это справедливо, но лишь отчасти. И, чтобы не быть голословным, автор предлагает поэтическому сообществу несколько нехитрых рекомендаций, которым старается следовать и сам. Итак, если некто заподозрил у себя склонность к «злокачественному» сенсуализму, он может кое-что предпринять.

Во-первых, стоит проанализировать готовый текст на его пригодность прочтения четырнадцати-пятнадцатилетним подростком (пол значения не имеет). Далеко не каждое произведение проходит этот нехитрый тест. Потому что иногда стихотворение непонятно вовсе, а это плохо, ведь мы впервые восприняли классику именно в подростковом возрасте. Еще хуже ситуация, которая выражается народным юмором: «Есть, что вспомнить, нечего детям рассказать».

Во-вторых, можно попытаться вычленить из стихотворения несколько цитат или эпиграфов к другим произведениям, причем не только своим. Именно при таком подходе выясняется, содержит написанное смысл или нет.

Наконец, в-третьих, после написания стихотворения отложить его хотя бы на сутки, а потом перечитать. Если оно по-прежнему отзывается болью, страхом, желанием – значит, в нем что-то есть, и это может быть интересно другому человеку.

Конечно, способов проверки и «профилактики» гораздо больше. Автор уверен, что думающий и неравнодушный читатель (а таковые, несомненно, составят большинство) вполне может отыскать собственные эффективные приемы того, что позволит сделать творчество интересным и конструктивным процессом, ведущим к понятному и психологически ценному результату.


______
*Сенсуализм (от фр. sensualisme, лат. sensus — восприятие, чувство, ощущение) — направление в теории познания, согласно которому ощущения и восприятия — основная и главная форма достоверного познания. Противостоит рационализму. Основной принцип сенсуализма — «нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах». Принцип сенсуализма относится к чувственной форме познания, в которую кроме ощущения и восприятия входит представление. – http://ru.wikipedia.org/wiki/Сенсуализм

**Имеется в виду прежде всего поэма «Сашка». Вообще говоря, в отличие от многих иных национальных культур, нецензурность в русской культуре носит не только смысловой, но также декларативный характер. Автор готов предоставить собственную интерпретацию данного феномена тем, кого всерьез заинтересует эта проблема, в частном порядке.