Вы для меня не станете ни хуже,
Ни старше – в той же красоте, мой свет,
Что прежде знал мой взгляд. Три зимних стужи
С лесов стряхнули трижды летний цвет,
Трёх вёсен краски осенью желтели,
И трех апрелей аромат пылал
В июнях трех, но Вы лишь хорошели,
С тех пор, как Вас впервые увидал.
Но красота, как стрелка часовая,
Крадётся тайно от фигур своих,
Тем неизбежно чудный вид меняя,
Хоть изменений незаметен штрих.
В том – страх какой, знай, нерождённый век:
Когда до вас свет красоты померк.
To me, fair friend, you never can be old,
For as you were when first your eye I eyed,
Such seems your beauty still. Three winters cold
Have from the forests shook three summers' pride,
Three beauteous springs to yellow autumn turned
In process of the seasons have I seen,
Three April perfumes in three hot Junes burned,
Since first I saw you fresh which yet are green.
Ah yet doth beauty, like a dial-hand,
Steal from his figure, and no pace perceived;
So your sweet hue, which methinks still doth stand,
Hath motion, and mine eye may be deceived;
For fear of which, hear this, thou age unbred:
Ere you were born was beauty's summer dead.