ты останешься: мертв для города, весь в пыли,
на руках - лишь грязь и стертые в кровь мозоли,
'извини, мол, друг, что все это прое*ли,
все, что было хорошего - смяли и запороли.'
да, конечно.. когда-то рядом и я стоял,
по колено в почве, с мертвым венком на шее,
на которой алее роз твой укус сиял;
я тогда был гораздо ветренней и смелее.
сколько верст прошел - возвращался к родным камням,
вновь копал, отрывал из-под груды травы ли, наста,
то, что в сердце берег, сгребал по крупицам-дням,
те "пожалуйста", "слышишь", "знаешь", "прости" и "здравствуй".
с каждым разом - все глубже, крепче врастая в пол,
из трухлявых досок, время которым - вечность,
гнить и тлеть, вопреки червивым живым ремням,
принимая всю безысходность и быстротечность,
оставаясь в том 'дне, где нет места для меня.
мы сражались. как только силы хватало, друг мой?
грызли камни, сгрызали локти, крошили нервы
об осколки той самой мерзкой и самой трудной
прошлой жизни, которой грош лишь цена: манеры,
разговоры, интриги, сплетни, вино и виски,
свечи, ночи в пустынных залах до бессознанья,
сквозь унынье и голод, смиряясь, что путь не близкий,
мы искали ответы. мы правили мирозданье.
для чего? для того, чтоб однажды, по горло в этом,
я шагнул еще глубже, ближе, а значит - выше,
терпкой горечи выпив, как яда, спасительным цветом
изумруда скрепив поцелуй, что, как утро - слижет
весь осадок, остаток, ценность того "когда-то",
что на полом памяти решете остается
белой пылью, выдумкой, точкою невозврата..
а судьба остающихся - с камнем на дне колодца.