У него есть побледневшие шрамы

Велиалинн
[Анжи, запоздавшее]

У него есть побледневшие шрамы, пара осиновых кольев и арбалет под кроватью. Он, разумеется, очень странный, особенно когда убил или идет убивать, но… кажется порой, что,  если он сбросит на миг свою шляпу и из глаз усталость, то увидишь, что под ними пустота, темнота – ничего совсем не осталось. У него есть деревянный домик в лесу, где камин и дров всегда навалом. Иногда он курит, иногда – косит траву поутру, а когда и это совсем достало, то садится на кресло, сжимает огрубевшей рукой ее локон и фото. Кажется, что в эти моменты нет ничего, только безумный, бездумный шепот:

- Найдись.

У нее есть алое платье, пара острых клыков и целая ночь для охоты. Она обладает царственной статью, особенно когда идет убивать, но проблемы, заботы… неподъемным массивом падают вниз, на ее бледные-бледные плечи. Загляни ей в глаза, утони, растворись – ты узнаешь, что будет не легче. У нее есть черный замок в горах, где всегда и темно, и сыро. Иногда она спит, иногда крушит камни, иногда сжимает тела, как ломоть сыра. Но всегда возвращается, падает в свое кресло, как на трон. Отовсюду слетаются черные твари – буквально со всех сторон.

- Уймись.

У него есть старая карта,  несколько поводов для ненависти и путь довольно неблизкий.  Он идет почти неспеша, легко, временами потягивает джин или виски из серебряной фляжки, на которой царапины – кто знает? - от когтей ли, клыков. Он идет в никуда, потерянный, странный. Тот, что всегда бывает готов. Он идет уверенно, доходит до ее замка и стучится в двери. Кажется на миг, что все вокруг смутилось, растерялось, робеет  - так чист его взгляд, и спокоен, и светел. Кажется, что шепчет он. А может быть ветер?

- Отворись.

Она выходит ему навстречу – во всем своем блеске, величии, шарме. Чуть касается – только взглядом – той щеки, где навеки сплелись бледные шрамы. А затем, улыбнувшись необычайно приветливо, будто встретила старого друга, бросается вперед, стремительно, расчетливо. За окном веет вьюга.

- Молись.

Он уклоняется резво, как будто годы ничуть не погрызли его мышцы и кости. Улыбается, вежливо, вот-вот спросит, как у нее дела – как подобает хорошему гостю. А затем, неожиданно резко бросается вперед, доставая из кармана кол и распятье. И уже не так роскошно и не так цело ее алое-алое платье.

- Простись.

Она удивленно замирает, призывно зовут распахнутые клыки и губы. Он мягко проворачивает дерево, даже в такой момент не желая быть слишком грубым. Но вдруг изумленно охает и смотрит вниз, туда, где бледная рука сжала его смелое-смелое сердце. И он улыбается, зная, что теперь от любви ее никуда не скрыться, не деться.

- Вернись.

Их встречает рассвет, удивительно долгий, холодный и дикий. Где-то в высоте кружатся орлы, слышатся их клекот и крики. А они лежат, замерев, на каменных плитах замка. Ее иссушенный скелет, да его бессильная плоть. Но не жалко.

- Сбылись.