Зеркальной пудренницей щёлкнув в небеса из её глаз
Как украшеньем для лица и любованием собою
Луна явилась, и извне тумана мутный плестеглаз
Порхал балет метельных блёсток осветительной тропою
Она сложила свои пальцы в детонатор кулака
(Он приближался чуть склонившись над потёртою лодышкой)
И в освежевшей неуместности тугого тумака
В миг опустила опоздание приветственной отдышкой
Доставив нерв с хрящавой дрожью в сухожилиевый спад
Он обхватил её за талию лавинною ладонью
Грудным объятием проникнув в её душу словно сад
Качая руку с сигаретой как весло гребли гандольей
Придел прижатия к нему дал ощутить себя юней
Ей словно мэдисонский сквер его предпринял в этот вечер
И барбарисным леденцом язык в сироповой слюне
Был и ретив на поцелуй и нерастаевшим на речи
Их, цвета вафельного, шаркие и мокрые пальто
Были облеплены серебрянными спонджиками снега
И развороченный патруль, где каждый филин как патрон
Позадыхавшихся деревьев замирал за ними следом
И, взявшись за руки, аллеей длинных парковых скамей
Они бродили в дивной мгле тучеобразного тумана
Пока тупая гильотина горизонта их коней
Не засверкала вдалеке метеоритом ресторана
Внезапно он сверкнул ножом и вновь прижав её к себе
Нанёс ей в маленький живот несколько снайперских ударов
Смотря в глаза ей как ребёнок зоопарковой сове
Вместо кастетной рукоятки к чреву ждавшую подарок
Она кряхтела, разбинтованно валяясь на снегу
Её замёрзшее лицо было напугано и немо
И очернив фон глухоты, держа в ушах ненастный гул
Над ней тонувшей в луже крови возвышалась суша неба