Мальчики, девочки Бабьего Яра,
вам бы сейчас умирать предстояло.
Было б за семьдесят вам – не обидно:
дедушки, бабушки – возраст солидный...
А был здесь кошмар: пулеметный огонь –
стрелял полицай за мизерные блага.
Забрызган позором немецкий погон.
И круто склонились отроги оврага.
И сдавленный крик – он остался вдали.
И выстрел – кого-то еще раз убили...
Смесь пота и крови, и детской слезы
глубины оврага тогда поглотили...
И ночь виновато вползала в дома.
А ваши кроватки уже пустовали.
И реквием страшный – сама Тишина.
И только игрушки без вас тосковали.
Мальчики, девочки Бабьего Яра,
вам бы сейчас умирать предстояло.
Было б за семьдесят вам – не обидно:
дедушки, бабушки – возраст солидный...
********
Я в школу шел без букваря.
И нет тетрадей у меня.
Да, что тетради! Нет отца –
на фронте он погиб. Война...
Но я не верил. Нет! Он жив,
и каждый встречный командир
во мне надежду вызывал.
Я очень долго его ждал.
Лишь только много лет спустя
смирился. Рухнула мечта…
Костюм отцовский выходной
надел на вечер выпускной.
*******
Мы, дети войны, очень рано взрослели.
Одетые плохо, бывало – не ели.
Нас вши поедали, а мы голодали!
Но верой в Победу себя услаждали.
Из всех, что остались в живых поколений,
свидетели мы тех душевных стремлений.
Все дети как дети – мы были другие.
И мысли над нами витали иные.
Бойцам подражая, махорку курили.
Во сне и в мечтах мы в разведку ходили…
*******
Из коры мой любимый кораблик,
самолёт из бумаги – журавлик.
И меня ждали разные страны,
не ручей, а моря, океаны.
А вокруг было страшно. И горе,
и война, как безбрежное море.
И вся жизнь наша стала с изломом.
Рвали небо зенитки над домом...
Бомбы выли и криком ревели.
Мы от ужаса словно мертвели.
Оживали, но лишь после взрыва.
И всё снова, но без перерыва.
Свыклись всё же мы с жизнью суровой.
Я с друзьями – собакой дворовой
и с мальчишками, парой девчонок,
после долгих и частых бомбёжек
собирали повсюду осколки –
тяжелы были наши кошёлки!
Добывая металл в переплавку,
в помощь фронту вносили добавку.
А потом запускал свой журавлик...
И на воду спускал мой кораблик...
Улетал я в далёкие страны.
С кораблём бороздил океаны...
*******
По следу беды шли, как волчья свора.
Догнать хотели нас и одолеть.
Война – пора и голода и мора.
От холода спасала чудо-печь.
И к ней тянулись, к печке-невеличке –
«буржуйке». Это ж надо так назвать!
И приносили хворост, щепки, спички –
к нам ласковой была она как мать.
А был я худ – похож на привиденье.
- Подвиньтесь! Эй! Садись-ка, паренек! –
охотно я исполнил повеленье,
и пил крутой из кружки кипяток.
Не передать, какое наслажденье –
вдобавок хлеба отломили мне.
И я вторым, еще одним рожденьем,
обязан был душевной доброте
чужих людей. Они мне незнакомы!
Две женщины и с ними был старик.
Забыть не смею эти три иконы –
на них молюсь и помню каждый лик.
*******
Ах, вы дети тридцатых годов,
вы не помните ваших отцов.
В ваше детство ворвалась война –
голод, холод, бомбежки, беда.
Но страшней не бывало, когда
вдруг сказали, что ты сирота...
Ах, какое же лакомство – хлеб!
"Хочешь хлеба?"- вопрос был нелеп.
Даже ночью в предутренних снах
куски хлеба бывали в мечтах...
Но вы жили великой мечтой –
чтоб отцы возвратились домой.
Старики девяностых годов,
вдвое старше своих вы отцов...