От света луны истончается лезвие бритвы,
скучающей на подоконнике с давней поры,
и козыри биты, и мы с полнолунием квиты,
и в тяжкой дремоте застыли немые дворы.
И я говорю фонарям: "Фонари, не горите!
Не стоит тягаться с холодным небесным огнём."
И что-то вещаю на ветхом и пыльном санскрите:
сначала "ом мани", потом "падме хум", а потом
беру телескоп и слежу за луной в объективе,
там горы и кратеры тонут в литом серебре.
О, как же красиво полночное дивное диво,
застывшее, как колесо на покатом ребре,
и как мне понятны лунатиков бедных молитвы
и чувство сжигающей их изнутри пустоты.
Тогда я сжимаю в руке заскучавшую бритву
и режу луну, словно сыр, на большие ломти.