Девочки юные, в платьицах белых,
сколько наивности в вас и тепла!
Тайно влюблённые в лётчиков смелых,
мода такая у школьниц была.
В фильмах сражались герои бесстрашно,
ярко сияли побед ордена…
Кто ожидал, что внезапно и страшно
в светлую юность ворвётся война?
Подлые бомбы на спящих летели
и самолёты, как птицы в плену,
в небо рассветное взмыть не успели
и, догорая, встречали войну...
Как же в начале войны трудно было
выдержать вражеских Юнкерсов рёв…
И под бомбёжкой пехота молила
небо очистить от чёрных крестов.
Юные школьницы шли на заводы,
в пальчиках тонких – надежда страны,
справиться с трудной мужскою работой
нежные девичьи руки должны.
Только шестнадцать исполнилось маме,
тяжесть войны понесла на плечах.
Школьные парты сменились станками,
чтобы вернуть ястребки в небеса
Шесть самолётов – дневной план нелёгок,
дюжина крыльев и в каждом крыле
сотни и тысячи мелких заклёпок,
крылья не просто взрастить на земле…
Вновь сверхурочные, долгие ночи,
старый Михалыч жалеет девчат:
«Доченьки, милые, если нет мочи,
Лида и Валя пусть малость поспят».
Тридцать минут - неземное богатство,
тридцать минут сновидений в углу,
видятся им предвоенные яства,
белые туфли на школьном балу.
Мастер жалеючи будит девчонок,
в синих наколках замёршей рукой.
Как же непросто работать спросонок
ветреным утром с холодной зарёй.
Долгим гудком их звала проходная
и телогрейки пришлось им носить.
Мода была у девчонок такая:
крылья любимой стране подарить.