–У меня другое мнение. Америка хочет истолочь доморощенной демократией своих противников, как Баба-Яга пойманную жертву в ступе.
–А может она хочет того и другого, словом поймать сразу двух зайцев.
–У вас змеиная логика, ничья, согласился со мной Фёдор Иванович.
Я не – политик, но считаю, что в вашей фантазии есть зёрна.
Я все время в школе работал учителем русского языка и литературы. Люблю, по небесному читающих книги учеников. Раньше русский язык был чистым, как слёзы ангела.
–Не преувеличиваете?
–Нет, нет, что вы, ну, во всяком случае, как таёжный родник. А сегодня русский язык мутный, словно бегущая из ржавой трубы вода. Я убеждён, повысил он свой голос, какой у человека родной язык, такая у него и душа, такие и мысли, да что там говорить, такая и вся его жизнь. Работать сейчас в школе становится всё трудней и трудней. Не успеешь переступить её порог, непременно услышишь, как какой-то губошлёп кому-нибудь скажет: «Пошёл на фик, пикурила блин горелый!» Что это такое, уставился он на меня своими по-учительски требовательными глазами.
–Ни Богу свечка, ни чёрту кочерга,– отвечал я, что взбрело мне в голову.
–О! Хлопнул он меня по плечу своей лёгкой рукой. У нас с вами душа с душою говорит.
–А как же им не говорить, когда мы уже давно похоронили, не оплакав, такие слова как сударь, сударыня, а вместо них ввели не слыханные доселе изречения: козёл, телка… Я уверен, чистоту русского языка грабит какая-то тёмная сила. Уже давно в нашей памяти, на экранах телевизоров, на серых ликах газет не хватает места для святых слов: крещение, покаяние, причащение, венчание. Знает ли школьная молодёжь цену этим Божьим
–В России нет единой идеологии по воспитанию молодого поколения. В школе ученикам говорят одно, дома другое, на улице третье, а по телевизору им говорят и показывают четвёртое. Словом, в голове подростка полный ералаш.
Он посмотрел на меня изучающим взглядом и спросил:
–Вы кто по образованию?
–Я агроном. В этом году вырастил клубнику ярче осенних звёзд. И вкус, и запах закачаешься! Сегодня сдал своё огородное диво в санаторий «Пятьдесят лет Октября».
–Вы местный?
–Да, мой дом за сопками. Отсюда рукой подать. Вы хотите у меня заночевать? Без проблем.
–Нет, нет, маятником передо мной закачалась его ладонь. Я хотел вас спросить о другом… Может в вашем селе нет наркотиков? Я бы купил дом. Хочу покоя, хочу спасти своих детей.
–Фёдор Иванович, утешить вас не смею, опустил я свои очи. Сейчас в таёжных сёлах редко можно найти семью, где бы не было в ней наркомана или алкоголика. Иннокентьевка не исключение.
–Вай, вай, вай! Ухватился он руками за голову. Пропала Россия, пропала… дожились, на родной земле нет чистого места от наркотиков. Несчастная страна останется бездетной. Вымрем все, как мамонты.
–Понимаю вас, Фёдор Иванович, и сочувствую вам. У самого два внука растёт. Изболелся за них душою. Что будет с ними?
–Это же страшней Библейского потопа, бросился он в панику. Надо в России создавать духовно-спасательный плот! Правильно я говорю?
–Правильно, но не праведно. Такой плот у России имеется. Это православные храмы, мечети. Вся беда в том, что у нас мало верующих.
В наших венах течет отравленная атеизмом кровь.
Он опустил по швам руки и поднял свои глаза к небу:
-Господи! Пошли моим детям не свет вечерней звезды, а теплые лучи вечно юного Солнца.
Продолжение следует.