Часть вторая
1V
У Чугрея в курене движенье.
Нет, не суета и не возня.
Тут совсем другое положенье:
За столом собралась вся родня.
Не было ни праздника, ни свадьбы,
Ни поминок и ни годовщин.
Просто рассудил из их один:
"А вот всей роднёй собраться нам бы,
Да за чаем-хмелем посидеть,
И в глаза друг другу поглядеть".
Стол, почти полгорницы занявший,
Блюдами и всем, что нужно к ним,
Хрусталём и золотом сверкавший -
Чудом был, по меркам хуторским.
Тайные тому причины были
(Без причин и дождик не пойдёт),
Ждал такого дня не первый год
Старший из Чугреевых, Василий.
И не просто ждал, а жданки рвал*
И, как мог, день этот приближал.
Очень много раз в палатке лёжа
Грязным, голодающим и злым,
Мыслями действительность корёжа
И ища какой-то выход им,
Часто "появлялся" в этой хате,
Видел блеск накрытого стола,
(В путь иной фантазия не шла),
Или на Дону рыбачил с батей...
Прятался надёжно в мысли той,
Будто за спасительной чертой.
А у бытности свои дороги,
Своя поступь и своя печать.
Батя умер. Некому встречать.
Да и сын уже почти убогий.
Что он может,лёжа на спине?
Разве что пиры давать родне.
По весне, пока ногами шкрябал,
И в душе имел остатки сил,
Нанял первоклассного прораба.
Тот себе бригаду сколотил.
И курень за половину лета
Превратился в чудо-теремок.
А забор!..
Ну, кто б подумать мог:
Даже катухи в кирпич одеты!
Да, к тому ж, в хозяйстве -
живность вся,
От коровы с тёлкой до гуся.
И за тем хозяйством, и за садом
Смотрят люди. А Василь сидит
У крыльца. И сам себе твердит:
"Всё бы хорошо, да раньше б надо...
А без бати это - ни к чему..."
И печально, тягостно ему.
* * *
Он сидит в коляске полулёжа,
Во главе стола, где батьке быть.
Немощный. Но он хозяин, всё же,
И порядков тут не изменить.
Раньше батьки ложку не поднимут,
И не скажут слова. Первый - он.
В казаках не принимают схиму**,
Но обычай чтить - святой закон.
Вот семья Чугреев: сам Василий,
Мама Юля, Ира с детворой,
Да с женой и дочкою Петро...
Глянь, они кого-то пригласили,
Хоть вчера решили все они -
Чтобы никого, кроме родни.
Да и сам хозяин плутовато
Что-то улыбался сам с собой.
И смотрел поверх голов куда-то
За окно.
А там уже, гурьбой
Хуторских мальчишек окруженный,
Двигался длиннющий экипаж.
Дураку поятно, что не наш,
Не российский.
Дети удивлённо
Уловить пытались гул его,
И не слыша ровно ничего.
Звонко прокатился возглас детский:
"Дядя Вилли!.. Дядя Арион!"
Арион явился в прежнем блеске,
Быть иным и не умеет он.
В серое изысканно одетый,
Но без лишнего - не на парад.
Белые, как сахар-рафинад,
Воротник рубашки и манжеты.
Молод, весел и при этом строг -
Такта и братания порог.
Из машины вынесли подарки -
Всякие коробки и кульки.
От глядешек*** будем далеки,
И посмотрим только самый яркий.
Да и как его не посмотреть!..
От завидок можно умереть.
Простенько, без позы или чванства,
Арион Ирине преподнёс
Полное невестино убранство,
От туфлей до скрепок для волос.
И семья на то немую сцену
Сохраняла несколько минут.
Ах, какой эффект! Что скажешь тут!..
И в какую денежную цену
Всё уложишь?
Тут не миллион.
Тут - деньжищи!...
Ай да, Арион!
Не в цене и блеске суть, конечно.
С первой встречи, (а она одна),
Разгорелся их огонь сердечный.
Тут ни чей-то грех, ни чья вина
И ему ответила Ирина:
"Я любовь не прячу от семьи.
Мне милы признания твои.
Но тебя признаем семьянином,
Лишь когда мой вдовий срок пройдёт.
Осенью Матюше будет год".
* * *
Гость второй
Петром представлен просто:
"Наш паромщик. Родом из цыган.
Здесь недавно. А зовут Роман.
И о нём хочу сказать я вот что:
Мне Роман - сошлось всё в аккурат-
Есть ни кто иной, а сводный брат.
Мать его, она жива поныне,
Дочерью приёмною была
Моей бабке, Шевырёвой Нине...
Что с войны Игната не ждала.
Мама Юля лучше тут расскажет,
Что-то взяв у матери моей.
Что-то!.. Но не всё известно ей.
Но теперь она всё вместе свяжет.
Нине девяносто один год,
Она с дочкой в Питере живёт.
Мы на днях махнём с Романом
в Питер,
Ей уже отправлено письмо.
Многое поведал братец мой.
Вот о ней чуток, если хотите:
Не ждала Игната - это вздор!
Я уверен, ждёт и до сих пор,
Хоть сама его похоронила,
Труп горелый трудно опознать.
Летом, в двадцать пятом, это было.
Группа красных, как их там назвать -
ГПУ, ЧК или иначе,
Силы при допросах измотав,
И презревши собственный Устав,
Упивались кровушкой казачьей.
Просто расстрелять - для них позор.
Потому несчастнорго в костёр,
Связанного, много раз кидали.
Разом с тем, богатый достархан
Разостлавши, пили, заедали,
Не стесняясь табора цыган,
Что был рядом.
И вдыхали чад
Человечий, громко гогоча.
Цыганва похоронила тело.
Позже Нина прах перевезла
На усадьбу.
Замужем была
За цыгАном, снова овдовела.
Девочку взрастила, из цыган.
Был у дочки муж, Кондратом звался.
А сынок Василь, был Ниной зван,
Но родню послушав, отказался.
Воевал. Убит он или жив -
Правду унесло потоком лжи.
А зятька с войны дождалась Нина.
В плен попал, бежал и был в боях.
И с войны вернулся в орденах.
Он - кузнец большой руки. Детина,
Как Роман. Лицом и силой взял.
Палача однажды опознал
Меж начальством крупным.
И пытался
Вывести его на божий свет.
Но не смог. Теперь Кондрата нет.
А предатель при своих остался,
На плаву.
Большая власть за ним,
Он со всех сторон неуязвим.
Наш Роман шахтёром был. А ныне
Он пенсионер и инвалид,
Лёгочник. А Дон ему сулит
Хворь унять.
И нынче он в путине -
С головой. А раньше и не знал,
Что рыбак заядлый в нём дремал".
_____________
* Рвать жданки - ждать долго, мучительно, изнывая в нетерпении (казач.)
** Схима - у монахов или ином закрытом обществе - принятие обета.
*** Глядешки - часть свадебного ритуала у казаков - разглядывание и оценка женихова подарка невесте.