Как хрупко всё, манящий звук свирели
не слышен в заточении моём,
где скорбно сны - заснеженные ели
склонились над угасшим фитилём.
День вдребезги, и вечер прожит всуе...
любви убитой не вернуть назад,
умолк в неволе соловей тоcкуя,
печален трепетной газели взгляд.
А за стеной быть может песнь мою,
её предсмертный утренний мотив,
лес овдовевший взглядом провожает.
А за стеной я облик узнаю:
сияющий, колени преклонив,
безропотно, он смерти ожидает.
1915, конец ноября, 1. адвент,
окончательно покинуты отчий дом, родители, сказки, кнехт Рупрехт.
Max Herrmann-Neisse. Ein Abend ist vertan, ein Tag zerschlagen
Ich muss mich wieder in dies Glashaus bannen,
an das kein Echo und kein Lockruf pocht,
wo Trauume trostlos wie gefrorne Tannen
sich ducken um ein bald verd;mmernd Docht.
Ein Abend ist vertan… ein Tag zerschlagen…
vernichtet Liebe viel und wie erstickt
in Gittern, wo der Nachtigallen Schlagen *
verstummt und unstet die Gazelle blickt.
Und draussen ist vielleicht der Witwer Wald,
der neben meinem Lied am Morgen lief,
den weiten Weg zu seinem Grab gegangen.
Und draussen kniet vielleicht in Knechtsgestalt
Der Strahlende, den meine Sehnsucht rief,
sich hin, den Todesstreich jetzt zu empfangen.
<1915> Berlin