Часть вторая
Х1
В Ленинграде были две недели
Петька и Роман.
Хватило б дня,
По столичным ценам. Но родня
Свой забила клин: не нагляделись.
И, между весельями, всерьёз
Разрешили не один вопрос.
Пётр не хотел без бабы Нины
Возвращаться:
Первый человек
По крови родной!
Да он во век
Не терял надежд, что рок капризный,
Взявши его чаянья в учет,
Не с отцом, так с бабушкой сведёт.
Баба Нина, (тьфу, чтобы не сглазить),
Девяносто два, а каждый штрих
Молодит: ещё проворно лазит,
Хоть с клюкой, да всё же на своих.
Память в норме, мыслит без помарки,
Смотрит два-три телефильма в день.
В прошлом, если что укрыла тень,
Так лишь то, что не казалось ярким.
Даже по-цыгански без труда
С Лизанькой лопочет иногда.
Потому, увидевши Петра,
Вспомнила о девочке-калмычке,
О которой хутор, по привычке,
Байки баял года полтора,
Дескать, кто-то вёз её жене,
Как подарок, в память о войне.
Чудака, вроде, арестовали,
И дитя отправили в детдом...
Неизвестно, что было потом.
Но в сорок шестом ей намекали,
Мол, девчонка эта ж, опосля
И была женою Василя.
...Баба Нина - в слёзы. Петька тоже.
Следом Лиза, Ромка и майор...
(Звал его так Ромка до сих пор,
Хоть и знал, с отцом это негоже).
Но увы, другой привычки нет:
Жил Роман все годы в стороне.
...Хлопцем неотёсанным когда-то
В табор он ушел, чтоб исполнять
Главную мечту отца Кондрата,
Павшего в застенках.
И лет пять
Гордо кочевал. Плясал на рынках,
Дефицитом ловко торговал.
И до смерти б так прожить желал.
Только, вдруг, произошла заминка.
Даже не заминка, а удар,
Жизнь смешавший с пеплом, как пожар.
По злобе, с великой мыслью или
С глупою, впервой за тыщу лет,
На высоком уровне, в Кремле,
Кочевать цыганам запретили*.
На ту пору дел в Кремле, небось,
Более серьёзных не нашлось.
Возражения, протесты, козни -
На всех уровнях, во всех местах...
А задумка, в общем-то, проста:
Руки-ноги есть? Чем не колхозник!..
Если молод кто, поможем путь
Жизненный найти. Не обессудь.
Табора не стало. Люди скоро
Семьями прилипли, где смогли.
А Роман был зелен для семьи.
Двинулся в училище танцоров.
Да с налёта номер не прошёл,
Ведь всего три класса за душой.
А в пятнадцать хлопцы не спешат
К букварям. Да и кормиться надо.
Для подростков этого разряда
Были ФЗУ** и ГэПэШа**.
Там тебе одёжка и кормёжка,
И догляд, и с простынёй матрас.
Для Романа это в самый раз.
Но профессия страшит немножко:
С чьей-то лёгкой, подленькой руки
Он определён был в горняки.
Для цыгАна, вскормленного ветром,
Шахта - что для сокола капкан.
Ширина дыры в четыре метра,
В ней вагонов грязных караван.
И электровоз. Над головою -
Грузом покорёженная крепь.
Тесно, душно, страшно...
Где ты, степь?!
Встречусь ли когда-нибудь с тобою?..
Рельсы под колёсами стучат,
От неё всё дальше-дальше мчат.
Позже было вспоминать смешно
О ребячьих ужасах.
Забою
Почти тридцать лет отмерял.
Но
Не влюбился в шахту всей душою,
Как о том, обычаю верны,
Говорят иные болтуны.
Шахтные последствия чреваты
Частыми паденьями в постель:
Боль в спине, дыханье, как сквозь вату
Да нытьё поломаных костей.
И других лишений длинный ряд.
О какой любви там говорят?
Может, деньги?
По расценка свежим,
Обновлявшимися каждый год,
В той связИ - как весь народ живет -
У шахтёров заработки те же.
Лишь до пенсии короче срок,
Да в печи бесплатный уголёк.
Этих льгот и благ семейных ради,
Рома своей шахты не менял.
Был в почёте. И в степи бывал,
Чаще с детворой.
А в Ленинграде
Побывать случилось раза два.
И не привык майора батей звать.
* * *
А Лунёв свой век провёл в таксистах,
Без упрёков и дорожных драм.
В институт ходил по вечерам,
Завершил профессию юриста.
И, хоть сыск в душе всегда хранил,
Руль на папку всё ж не заменил.
Может, зря.
Жива была досада,
Что когда-то "Дело" до конца
Не довёл.
И, вместо подлеца,
Сел в тюрьму.
Ну, так ему и надо!
Он отсидкой этой виноват:
Не дождался помощи Кондрат.
Хоть вины его был крайний мизер,
Он себя допросом донимал:
Всё ли он, что мог, предринимал,
Чтоб спасти Кондрата?
И на Лизе
Вправе ль был жениться?
И Роман
Почему, мальцом, избрал цыган,
А не Ленинград с родимой мамой
И каскадом городских забав?..
Может, он, Лунёв, и не был прав,
Отягчаясь их семейной драмой,
И семьи ужасное житьё
Принимая сердцем, как своё?
Но всегда твердил майору разум:
Нет его вины!.. Свидетель Бог,
Для Кондрата сделал он, что мог,
И Закон не преступил ни разу.
В чем беда?
А в том, что сам Закон
Крепко беззаконием пленён.
Проигравши бой неправде грозной,
Он в бессильной ярости страдал.
И себе мужскую клятву дал -
Заарканить рано или поздно
Всех, кто их с Кондратом упекли.
И достать их хоть из-под земли.
Только так давно всё это было!
Унтер ждёт, как манну, давность лет***,
А стукач с крысоподобным рылом,
Может быть, уже покинул свет.
Он ведь и тогда дышал на ладан.
Иссыхал чахоткой, а туда ж!
Шпик, служака. Пёр на абордаж,
А попал на нары. Это ж надо!..
Но фискал****, как говорит народ,
И на каторге свой рай найдёт.
Впрочем, Лиза видела с арены
Это рыло года три назад.
Те же: профиль, беспокойный взгляд
И анфас... Почти без перемены
С возрастом.
Похоже - тот шакал,
Что Васятку в хуторах искал.
Точно, он.
Взгляд фокусницы встретив,
Сжался весь, аж голову втянул.
Близко был. В ряду, примерно, третьем.
Позже посмотрела - ну и ну!
Пусто место. При забитом зале!
Но из зала он не выходил
Без потока. Осторожен был,
Чтоб не видели, не задержали...
Был ли в цирке, в самом деле, ТОТ?
Или был фантазии полёт?
___________________
*Указ о принудительной оседлости цыган был издан Хрущевым Н.С. в июне 1957г.
** ФЗУ - фабрично-заводское училище, ГПШ - горнопромышленная школа.
***Преследование за особо тяжкие преступления прекращаются через 50 лет.
****Фискал - доносчик (устар.)