Пустой переулок одиноко распят.
В наушниках тихо насвистывает фолк.
Идешь вдаль и не видишь, как на тебя
из темноты глядит потрепанный волк.
Твои ноги вязнут в надоевшей грязи,
а по лицу хлещет косой бритвенный дождь.
Ты не слышишь дороги, не чуешь стези,
и даже не знаешь, зачем, но идешь.
На линии видимости нет людей,
и рядом нет страхующего плеча.
Вокруг - одна толпа постаревших детей,
которые стоят и безмолвно кричат.
Тебе претит это государство рабов,
пастельно-голубых мундиров и господ,
и твой скелет, твой воспаленный остов
с пронзительным скрипом прогибается под.
Ты сам медленно становишься цвета стен,
ото всех прячешь свой головной бардак,
стараешься не гадать, что будет затем,
все реже смотришь в небо. И сбавляешь шаг.
Но где-то внутри у тебя теплится луч,
ты даже, наверное, любишь эту страну;
и меж бесконечных замасленных туч
ты видишь родную луну.