Законченный гобелен пряха сдернула со станка -
на нем нас семеро, семеро братьев в ряд.
Шелковой нитью - работа ее тонка,
и словно бы чуешь, что вновь корабли горят,
и помнишь, как пахнет залитая кровью сталь,
пятная багряным дозорных костров огни.
Оставь меня, ведьма, оставь меня, я устал -
устал воевать, а сильней того - хоронить.
Не тки моих клятв, обещаний моих не тки -
я клялся помногу, а выполнил сколько смог.
Побед не считай - слишком были они редки,
а вкус поражений - ладей белокрылых смог.
Я не позабыл в круговерти прошедших лет
ни толики малой везенья, что брал взаймы,
пока мы бурлили, в кровавом варясь котле...
Теперь я смотрю на ковер твой - а на нем мы.
Нас семеро яростных, семеро молодых,
там хитроcтью бравших, где было не взять числом.
В заливах Эндорэ не хватит теперь воды
отмыть и живых. Что до мертвых... не надо слов.
Не тки наших лиц, не крови ими яркий шелк,
где раньше огонь был - осталась одна зола.
Ты знаешь, что я бы, наверное, не пришел,
когда б ты меня их увидеть не позвала.
Нас, тех, что остались - по пальцам одной руки...
Упрямым мальчишкам тоской отлилась игра.
Не тки наших лиц, я прошу тебя, ты не тки.
Я помню и так их, ушедших в безмолвный край.
Но раз я пришел, поделюсь с тобой тем что есть,
вплети это где-нибудь золотом вдоль краев.
Мне кажется, что мои братья все где-то здесь,
когда перед ясным рассветом земля поет,
и тонкая нить горизонта горит в огне,
тревожа касанием певчую птичью рать.
Мне снится тогда, что проклятья и клятвы нет.
И им было незачем умирать.