Как одевали в одежды
привычных движений: иди,
соблюдая размерность движений
и графики чёткой руки.
Рука отметала осколки
карандашных усилий - следы
сомнений в листах, в закоулках
проступали ясней чертежи.
Чертёжность привычных движений
спасала от гибельных дум,
от смутности круговращений,
застылости действенных рук.
И руки тянулись к деянью,
корректно одежды вели.
Однажды одежды остались
в разбросе ночной тишины.
И ночь заронила сомненья,
бесформенность тихо плыла
чертёжность сменилась вращеньем -
неуловимость крыла.
Открылась в смятении бездна,
опорность привычного дна
осталась в глубинах одежды -
надежды на смысл бытия.
И день воплотился в вопросе:
к чему все усилия дня?
И был тот вопрос так несносен
обыденности бытия.
И тАя в напрасном усилье
сделать движенье, таЯ
ночных откровений, просила:
оденьте привычно меня.