Уложив последний четвёртый мешок картошки в коляску мотоцикла, я натянул поверх тент, и уже собирался войти в дом, как ко мне торопливо подбежал сосед по дачному участку пенсионер МВД со своей собакой.
- Здорова, сосед. Смотрю, домой собираешься, может, и меня захватишь? А-то, похоже, дождь будет.
- Нет, Петрович, задержусь ещё на пару часов, - ответил я на рукопожатие, - в доме работы много...
- А я думал с тобой уехать, - с сожалением произнёс он, - Всё смотрю в твою сторону, да боюсь, что без меня уедешь.
- Так уехать-то не проблема. Выходи на дорогу, кто-нибудь и подберёт.
- Ну да, ну да, - согласился тот, вынул из кармана старую затёртую до блеска жестяную банку, не спеша достал из неё недокуренную сигарету без фильтра, сунул её в рот, располагая себя к неторопливой беседе.
Молодой пёс - помесь лайки с дворнягой, уловив настроение хозяина, улёгся у его ног.
- Вот, экономлю на табаке, - поймав мой взгляд, словно оправдывался он, - Пенсия не ахти какая, хоть и прослужил в милиции всю жизнь.
Начинал накрапывать дождь. Мне не хотелось ни курить, не разговаривать. Думалось о том, как бы поскорей по-корректней отвязаться от собеседника и заняться своим делом, но против воли я пригласил соседа в дом:
- Пойдём, так и быть, подарю тебе пачку "Примы". Помню, где-то завалялась.
- Вот спасибо, - обрадовался Петрович свалившемуся счастью и засунул свой окурок обратно в банку, - Вот спасибо. Выручил ты меня.
Пёс поспешил за нами.
- Куда!? - заорал он на него, - А-ну сиди здесь.
- Да пусть заходит, - разрешил я, - У меня всё равно тут не прибрано.
Мы захрустели по разбросанным всюду щепкам и стружкам. В комнате Петрович засунул протянутые сигареты в карман, снова достал свой окурок и закурил, усаживаясь на стул.
- Курить-то у тебя тут можно?
- Кури, - ответил я и подумал: "Вот ментовская натура, сначала закурит, потом спросит".
Пёс тут же улёгся у его ног, преданно глядя на хозяина.
- Эх ты, шавка, - небрежно потеребил он собаку за ухо.
- Почему же шавка? - удивился я и присел на корточки, чтобы погладить пса, - Вполне симпатичная собачка.
Пёсик, довольный удостоенным вниманием, стал весело похлопывать хвостом по полу, поднимая клубы пыли.
- Да бестолочь, а не собака.
- А глазки очень даже умненькие, - не соглашался я с Петровичем.
- Да ну его, ластится ко всем без разбору. А лает только на кошек.
- Ну это объяснимо - ластится от недостатка хозяйской ласки, а на кошек лает, потому что охотничьих кровей.
- Да каких там на хрен кровей - дворняжка. Одним словом - бестолочь.
И он громко рассмеялся.
"Сам ты - бестолочь", - подумалось мне. А пёс, тем временем, преданно смотрел на своего хозяина и ловил каждое его слово.
Петрович уже сетовал на то, какая тяжёлая была у него служба в милиции и что при уходе на пенсию, врачебная комиссия нашла у него семнадцать болезней...
Я специально стоял перед ним и не садился, давая понять, что не расположен к длительной беседе. Брал в руки молоток, примерял полки, но тот не обращал на мои потуги никакого внимания, а с каким-то удовольствием, понятным только ему, перечислял свои колиты, язвы и гастриты, и время от времени поглядывал на чайник, стоявший на столе. И я понял, что сосед собрался коротать со мной время до моего отъезда.
На моё счастье послышался шум приближающейся легковушки.
Выскочив на улицу, я тормознул "Москвича".
- Слушай, подкинь соседа, - попросил я знакомого водителя.
- Да пусть садится. Жалко что ли.
Я снова заскочил в дом.
- Петрович, иди, я тебе попутку остановил.
- Да ты что?! А я и не понял сразу, куда ты так резко подорвался?
- Да беги ты скорей. Человек же ждёт.
Тот суетливо подхватился и неуклюже, по-стариковски выбежал из дома. Собака, оживившись, последовала за ним.
- Ой, спасибо. Ой, спасибо. Опять ты меня выручил, - причитал он, обходя "Москвич" с задней стороны. Наконец хлопнула дверца и Петрович, разместившись рядом с водителем, стал сходу что-то оживлённо рассказывать тому.
- Тьфу ты, бестолочь, - выругался я в адрес Петровича, увидев, как собака во всю прыть кинулась вслед за автомобилем, - Ну что бы пса-то не взять. А? Что за люди?
Но машина и не собиралась останавливаться. А дождь уже лил как из ведра.
Забежав в дом, я поблагодарил Всевышнего за избавление от надоедливого соседа и принялся за работу, моля Бога о том, чтобы пёс благополучно добрался до дома. И Бог меня услышал. Не прошло и пяти минут, как я уловил в прихожей какое-то движение. Выглянул и увидел знакомую собаку.
Не решаясь переступить порог, пёс, вымокший весь насквозь, стоял в прихожке с высунутым языком и тяжело дышал. От его шерсти исходил густой пар и смачный собачий дух. В глазах его было непонимание, удивление и одновременно они были полны надежды.
- Ну, входи, коли пришёл, - обрадованно пригласил я. Но пёс отпрыгнул назад и развернувшись, выбежал под проливной дождь.
- Ты что, боишься меня? Иди ко мне, дурашка. Не трону я тебя.
Он вновь забежал в прихожую, подскочил на задних лапах, передними толкнул меня в грудь, оставив два жирных грязевых пятна на куртке.
- Ну что ты, - укоризненно возмутился я, отряхивая грязь рабочими перчатками. А пёс, между тем, бегал вокруг мотоцикла и искал место, где можно запрыгнуть в коляску.
"Вот ведь, псина, - подумал я, - подвозил их пару месяцев назад, ещё совсем щенком был, а помнит".
- Что мне с тобой делать? Я даже ни разу не спросил, как тебя зовут. Иди ко мне! - я присел на ступеньку.
Пёс подбежал, лизнул мою руку и, жалобно поскуливая, снова метнулся к мотоциклу.
- Ну подожди, - уговаривал я его, - кончится дождь, что-нибудь придумаем. А пока заходи, не мокни.
И без того, грустные собачьи глаза, излучали безмерную тоску брошенного друга и взывали о помощи.
Поднявшись, я вошёл в дом, нашёл чёрствый сухарь хлеба и поманил пса. Тот подбежал, обнюхал подачку, но не взял, а покорно лёг у моих ног, показывая всем своим видом, как просит меня отвезти его к хозяину.
Присев рядом, я стал гладить его по мокрой шерсти. Он ухитрился и снова лизнул свободную руку, жалобно скульнув.
Дождь всё-таки прекратился. Выглянуло солнце.
- Ну ладно, уговорил, - согласился я.
Пёс радостно подскочил и закружился возле меня, виляя хвостом. Я выгрузил два мешка картошки, отнёс их в прихожую. Он всё это время весело пританцовывал рядом, не отставая ни на шаг. Потом я вошёл в дом, чтобы взять мотошлем и навесной замок, пёс оставался возле крыльца. А когда я вышел обратно, то увидел в его зубах обрывок старой верёвки, которую он нашёл тут же среди строительного мусора, чем окончательно сразил меня своей находчивостью. Сердце моё дрогнуло.
- Ах ты, пёс собачий, - взял я его за умную мордашку, - Ну как можно такую умницу назвать бестолочью? А? Да ты просто молодец! - забрав у него верёвку, я привязал её к ошейнику и разрешил запрыгнуть в коляску. Радости его не было предела.
Пока я закрывал дом, он нетерпеливо поглядывал на меня из-под тента. А когда ехали, ни разу не высунулся за всю дорогу, будто боялся, что я его высажу. И лишь когда я остановился у дома Петровича, пёс с радостным лаем выскочил из коляски, волоча за собой обрывок верёвки, весело кинулся к знакомым воротам.
"Вот тебе и бестолочь", - с какой-то нежностью подумалось мне.
Я "газанул", и не дожидаясь, когда выйдет Петрович, поехал домой.