Хлеб
Я люблю хлеб. Причём давно, с самого детства.
В начале шестидесятых прошлого века (и уже, страшно подумать, в прошлом тысячелетии) я жил в Москве. Хрущёвские «реформы» привели к тому, что даже в столице были перебои с пшеничным хлебом, но кукурузный и ржаной были доступнее (как я помню, батоны дома появлялись нечасто). Поэтому первая моя хлебная любовь, к чёрному хлебу, сохранилась до сих пор.
Родителей я потерял рано, в три года, и помню их, в основном, по фотографиям.
Ираида Ивановна и Владилен Яковлевич. Очень красивые люди, чем-то похожие на артистов кино 60-х, прожили чуть больше тридцати лет… Туберкулёз, полученный ими в годы войны, навсегда отобрал у меня счастливое детство с любящими заботливыми родителями. (Справедливости ради, следует сказать, что если бы не эта страшная болезнь, они бы не познакомились в тубсанатории, и меня бы не было…).
Остались мы жить с бабушкой по материнской линии, Елизаветой Георгиевной. Она родилась в 1900 году в Кронштадте, отец её был флотский офицер, но бабушка никогда мне не рассказывала о нём, даже имя мне неизвестно. Опасаясь репрессий, она сочинила себе новую биографию, в которой не упоминала ни об отце – офицере, ни о своей учёбе в семинарии. Дважды была замужем, оба мужа погибли.
Первый, мой дед, по семейному преданию – артиллерийский офицер, спасаясь от репрессий, уехал из столицы в деревню учительствовать, преподавал математику и другие точные науки, был директором сельской школы, в этой же школе бабушка преподавала русский и литературу. В начале тридцатых годов он был убит бандой, возглавляемой кулацким сыном – бывшим владельцем дома, где располагалась школа. Бабушка осталась с двумя приёмными сыновьями – детьми мужа от первого брака, и своими – сыном и двумя дочерьми, младшая из которых станет впоследствии моей мамой.
Второй бабушкин муж, взявший на себя заботы по воспитанию её детей, удочерил мою маму и дал ей свою фамилию, но отчество осталось в память о родном отце. В 1941 он ушёл на войну, и не вернулся… В семейном архиве сохранилось только одно его письмо – треугольничек из госпиталя, где он писал о своём ранении, и просил прислать, по возможности, хлебушка, так как кормят неважно, и постоянно хочется есть. Дальнейшую его судьбу я не знаю. Похоронку не видел, возможно, он пропал без вести, так же, как и один из бабушкиных приёмных сыновей. Двое других сыновей и зять, муж старшей маминой сестры, вернулись с войны инвалидами, но ВЕРНУЛИСЬ…
Бабушка в годы войны в эвакуации возглавляла ГорОНО, была награждена орденом Ленина – высшей наградой СССР. После войны она работала директором школы в Москве, в Колпачном переулке, 9а, где в квартире при школе она и жила (когда я родился, то первые годы жил здесь же, а потом, когда школу закрыли, нас с бабушкой переселили на окраину Москвы, на 16-ю Парковую улицу).
Жили мы небогато, на бабушкину и мою сиротскую пенсию (аж 30 рублей за обоих родителей), периодически помогал дед по отцовской линии Яков Михайлович, профессор, доктор юридических наук (о нём я, возможно, напишу другой рассказ, он этого достоин). Поэтому стол наш был весьма скромным, и деликатесы на нём появлялись весьма редко. Помню смешной случай – к бабушке в гости пришла её старая подруга, маленькая сгорбленная старушка, и принесла гостинчик – кусок солёной красной рыбы. Подобного лакомства прежде не пробовал, мне очень понравилось, и, как воспитанный мальчик («интеллигент в нескольких поколениях»), я решил поблагодарить гостью. Но, как на грех, забыл её имя (каюсь, и сейчас не вспомню…).
Спрашиваю бабушку тихонько: «- Как зовут?».
Бабушка не поняла, подумала, что я спрашиваю про рыбу, и отвечает: «- Горбуша».
Я вежливо благодарю: «- Спасибо, бабушка Горбуша!», нимало не сомневаясь, что маленькая сгорбленная старушка может иметь такое подходящее ей имя.
Немая сцена. Гостья поспешно засобиралась домой, подозрительно поглядывая на меня. Что я ляпнул, бабушка мне объяснила потом. Было неловко. Прошло почти полвека, но эта сцена стоит у меня перед глазами.
Так вот, одним из моих самых любимых «блюд» была тюря, которую мне готовила бабушка. В холодную кипячёную воду она крошила подсохший чёрный хлеб, резала репчатый лук, подсаливала крупной (непременно крупной, иначе вкус не тот!) солью, и сдабривала ароматным подсолнечным маслом. (Вот пишу, и вспоминаю доброе морщинистое бабушкино лицо, чувствую аромат хлеба и семечек, и рот заполняется слюной). Я искренне не понимал проблемы Яши из Некрасовской поэмы:
«Кушай тюрю, Яша!
Молочка-то нет!»
Молоко тогда мне не очень нравилось, кипячёное, с пенкой, фу! А тюря казалась истинным лакомством, и я частенько просил бабушку его приготовить. Этот нехитрый рецепт удивительно вкусного и сытного кушанья я запомнил на всю жизнь, и периодически готовлю его и сейчас. Жена и дети тоже с аппетитом присоединяются к трапезе.
Когда я закончил первый класс, мы с бабушкой перебрались жить в Ленинградскую область, в посёлок городского типа Мга. У бабушки были проблемы со здоровьем, и ей тяжело уже было одной заниматься моим воспитанием. Во Мге мной занялись мамина старшая сестра, Ольга Ивановна, ставшая мне второй мамой, работавшая преподавателем русского и литературы в Мгинской средней школе, и её муж, Ефим Осипович Петров - историк, директор той же самой школы. К слову сказать, в этом году ему исполнилось 95 лет.
В июле 1941 года Мгинским райвоенкоматом он был направлен в Ленинградское военное училище, по окончании которого в 1943 году воевал на Брянском, затем на 1-м Белорусском фронте в составе 367 стрелковой дивизии 1015 артиллерийского полка в должности заместителя командира артиллерийского дивизиона, участвовал в боях на Курской дуге. В конце 1944 года Ефим Осипович был тяжело ранен, а в мае 1945 года уволен из рядов Советской Армии по ранению в звании старшего лейтенанта. В 1946 году он прибыл в Мгинский район Ленинградской области, и четверть века, с 1953 по 1978 год, занимал должность директора Мгинской средней школы. Отец награжден орденами "Отечественной войны I степени" и "Красной звезды", медалями "За отвагу" и "За боевые заслуги", знаком "Отличник народного образования", удостоен званий "Почётный гражданин п. Мга" и "Почётный гражданин МО Мгинское городское поселение Кировского муниципального района Ленинградской области". В 2012 году его имя внесено в энциклопедию «Лучшие люди России». Я очень горжусь, что такой человек стал моим отцом (хотя фамилию я оставил свою, в память о родных родителях).
Так начался новый этап моей жизни. Родители (а я стал их так называть) были очень занятыми людьми, постоянно в школе занимались другими детьми, а по вечерам мама допоздна сидела над тетрадями. Кулинарией она не увлекалась, варила супы на несколько дней в огромной кастрюле. Иногда на неё нападало желание испечь пироги, и тут пирогами было заполнено всё – пироги открытые с вареньем, украшенные резными и плетёными решёточками из теста, пироги закрытые с разными начинками, ватрушки, пирожки сладкие и с капустой, с луком и яйцами… Целые тазики с пирожками! Было очень вкусно, но, к сожалению, не так часто, как хотелось… Часто бывало, что кроме надоевшего супа, в доме есть было нечего. Так и шёл после школы гулять с чувством лёгкого голода, перерастающего в «нелёгкий». И тогда выручал Хлеб. То приятель – сосед Сашка угостит безумно вкусным (с голодухи) куском чёрного хлеба, политого ароматным подсолнечным маслом и обильно посыпанного крупной солью (этакая сухая вариация на тему тюри, без лука и воды). То забегали с друзьями в поселковую столовую, где в то время на столах лежал бесплатный хлеб, стояли горчица, соль, перец. Мы сооружали бутерброд с горчицей, покупали за 2 копейки стакан чая без сахара, и утоляли нагулянный волчий голод.
Но самый вкусный хлеб был, конечно, на пекарне (до того, как она однажды сгорела...). Пекарня стояла на дальнем от нашего дома конце посёлка, и мы вечером, чтобы нас не застукало руководство, приходили к пекарне и ждали, пока не покажется кто-то из сотрудников. «Дяденька, дайте хлебушка! – жалобно просили мы, и сердобольный дяденька, глядя на оборванных, грязных и голодных мальцов, приносил пару буханок горячего, только испечённого чёрного хлеба. Это был ПИР! Ничего вкуснее в жизни я не ел. Хрустящая, поджаристая корочка, и парящий, ноздреватый, благоухающий свежим хлебным духом мякиш! Мы жадно рвали хлеб руками на неровные куски, обжигаясь, запихивали их в рот, и запивали холодной водой из колонки. Вот оно, счастье! Жаль, слишком часто на пекарню ходить было нельзя.
Ещё припомню другой случай, про солдатский хлеб. Однажды, жарким летним днём, на пустыре за поселковым Домом Культуры, сразу за нашим двором, военные развернули полевой лагерь (видимо, какие-то учения были). Конечно, окрестные мальчишки сбежались смотреть, что происходит. К вечеру в походной кухне булькала солдатская каша с тушенкой, и расщедрившийся командир дал распоряжение повару накормить детвору. В вперемежку с настоящими солдатами мы сидели у походного костра, ели настоящую, безумно вкусную солдатскую кашу из настоящих солдатских котелков с солдатским чёрным хлебом, щедро намазанным маслом. А потом ещё и чай, крепкий, заваренный прямо в котле полевой кухни, с куском сахара вприкуску. Романтика! За разговорами и песнями незаметно наступила ночь. Я не волновался – до дома идти было две минуты. Но когда я вернулся домой уже заполночь, меня ждал Скандал. Именно так, с Большой Буквы! Оказывается, меня бегали – искали по всему посёлку несколько часов (так и не догадавшись, что я по соседству с солдатами чаи распиваю). Этот солдатский хлеб-соль запомнился мне на всю жизнь!
И ещё про хлеб. Про Блокадный хлеб. К счастью, мне не довелось этого пережить, я знаю о Блокаде только из книг, фильмов и рассказов близких… Однажды, в музее Блокады в Ленинграде я увидел этот маленький кусочек испечённого непонятно из чего хлеба. Это на весь день… И больше ничего! И припомнил рассказ мамы о том, как удалось выжить в блокадном городе одним её знакомым. За давностью лет, я не припомню подробностей, но помню поразивший меня факт – они выжили, потому что им ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ питаться с помойки дома номенклатурных работников. В голодающем осаждённом городе эти чинуши ВЫБРАСЫВАЛИ на помойку подсохший хлеб, печенье, заветренные сыр и колбасу. Они даже не могли сожрать то, что им давали по номенклатурному пайку, в то время, когда люди тысячами умирали голодной смертью. И были воры, укравшие продовольствие с складов и продававшие его за драгоценности, антиквариат, картины… А потом, после войны, с гордостью называвшие себя «коллекционерами». Нет этому оправдания и прощения…
Я люблю хлеб. Это не просто «вид еды». Это символ. Символ Времени, отношений между людьми. Это Память. И недаром, принимая дорогих гостей, им подносят хлеб да соль.
* * *
На фото - я с бабушкой и двоюродной сестрой Таней.