Сорок четвертый - все нервы
В узлы,
Ворота - в спираль.
Пусть удивленно пялится этот
- Хёсс -
Фамилия - как клеймо
В память.
За воротами - восемь
Огромных, мрачных, слепых
Великанов.
Налево - пахнет ужасно газом и
Чем-то еще, отчего все внутри тянет
Наружу.
Они говорят - там душ.
Они говорят - налево тоже, но клубы
Дыма
Такого черного, что неба давно не видно,
Сами за них говорят, чем
Сегодня топили.
Мама говорила - "Канада". С особым
Смыслом.
Как будто в названии далекой чужой
Страны -
Спасение.
Мама говорила - "Лехаим" и пила
Тухлую воду
За здравие.
Стала звать - Эрик.
Но ведь не правда, но ведь не Эрик,
Ведь помнит -
Яша,
Велосипед, полоски йода на
Разбитые в кровь колени,
Друзей, Хануку, свечи...
"А что такое - гетто, мама?" - "Не думай, Яша".
Как будто - город.
Так думал, город, а оказалось - за
Воротами
Клубы дыма и крики мертвых,
Но нет дороги.
Фамилию - забыл, а может, никогда не
Помнил.
Читал в газетах списки -
Клоц, Арнштейн, а может, вовсе -
Черняков -
Слишком по-русски, но хоть
Осталось в памяти,
Не пеплом
Под ботинки того же
Хёсса.
Отец пил, и пропал еще до первых
Танков.
Но успел, через знакомого проныру,
И Эрик с Анной Леншерр вроде бы уже
И не Арнштейны, но в одни ворота
Все выходы из
Гетто.
Другие имена - но те же
Списки.
Гёт, Орловски, Фрицш, потом -
Советские солдаты
Освободили
Аушвиц, а после...
"Мама, как на кладбище - музей?" - "Сынок, не думай, это
Русские."
"Мама, Санта-Клаус существует?" - "Это сказки".
Клаус - нет, назвать его святым
Язык не повернется - кладет ему на горло руку,
Улыбаясь.
Эрик знает - банков больше нет.
Рейхсмарку
Не обменять на доллар или фунт.
Международная валюта стала просто
Куском металла.
Если и остались в Империи какие-нибудь кассы,
Кредит по ним придется возвращать
С процентами, но где-нибудь
В Аду,
И лет так через двадцать,
Или больше.
Деньги - не ценность. Знания,
Дома, костюмы - все пустое, как
Пепел под ботинками
Рудольфа
Хёсса
На плаце Биркенау
В сорок пятом.
Уйти затем, чтоб дальше быть живым -
Наука, что усвоена получше
Других наук -
Но наравне с другими.
Сломанных кукол всегда
На помойку
Несла
Богатая девочка Фима
Из дома напротив.
И мама всегда головой
Качала с укором -
Как можно?
Да, Фиму потом
В первых рядах увели
За железо ворот
Биркенау.
Кукол тогда подбирала другая
Девчонка,
Рыжие косы, веснушки, похоже
Из русских,
Или из чехов,
Но мама-еврейка с собой
Утянула. Она
Этих кукол потом для себя
Подбирала
Тихо, тайком пришивала обратно им руки,
Головы клеила, лица
Углем рисовала.
Девочку звали Юдифь, это Эрик запомнил.
Только направо ее или
Налево потом -
Не помнил.
Разницы нету -
Явно под ноги легла она Рудольфу Хёссу,
Вместе в веснушками, куклами, смехом
Солнечным утром сорок четвертого
Года.
Так же и этот - тоже веснушки,
И кудри.
Холеный и светлый, как
Утро. Тоже так любит -
По всяким помойкам
Ходит,
Там подбирает и
Чинит таких
Недоломанных кукол.
Руки на место вшивает, головы
Клеет, лицо
Дорисует углями,
Будет как новый.
"Ты будешь как новый" - смеется.
"Ну что тебе, Яша?" - "Мама, а можно,
там мальчик, я с ним поиграю?"
"Можно, хороший, но только
До Рождества возращайся"
На Рождество Санта-Клаус, в роскошном
И белом костюме,
На яхте, с коктейлем - пошлейшей
Картинкой в журнале -
Выпадет шумно в трубу
"Хо-хо-хо, дорогие, не ждали?"
Нет.
Мы не ждали.
Тебя.
Только мама учила,
Что за подарки платить всегда надо
Той же монетой.
Свечи, тепло, чьи-то руки - теплые,
Вроде бы рядом.
Мокрое что-то течет
По щеке
Это клей?
Я расклеился, мама.
Как далеко он готов?...
"Я еще погуляю, немножко? - Яша, темнеет!
- Но мама, еще только десять! - Ладно,
Но только
Смотри,
Осторожно!"
"Мама, а кто мы? Мы люди вообще? - Яша, люди! Люди,
Родной!"
"Почему нас тогда убивают?"
"Эрик, ты сможешь"
И смог, потому что приклеены руки,
Даже улыбка углем нарисована
Крепко,
И голова не слетает,
Повиснув,
На нитках,
Кажется, куклу такую не грех положить
И на полку.
Дом такой старый,
В нем даже
Камин, а на нем -
Эти куклы.
Эрик, ты хочешь
Стать куклой на полке
В старом поместье?
"Ты не один"
"Мама, можно еще поиграю?"
"Эрик, не надо!"
Веснушки и тонкие пальцы...
"Мама, на лето мы можем поехать
К дяде Абраму?" - "Нет милый,
Дяди Абрама давно уже нет"
"Эрик, что ты наделал?!"
"Мама, я скоро вернусь, подожди, я почти
Подружился..."
"Яша, все будет в порядке, все будет..."
И выстрел.
"Мама, прости!"
"Я люблю тебя, Эрик".
И танки.
Танки идут - что за глупости,
Разве
Могут ходить эти новые
Динозавры
Рудольфа Хёсса, и Гёта, и Фрицша, и
Земли
Клеймить, как и руки:
Треблинка.
Плашов. На сладкое -
Бир-ке-на-у....
"Мама, мы видели в речке лягушек, можно мы сходим,
Ну мама!"
"Яша, не надо из дома. Лучше сегодня -
Не надо"
В узел ворота в желудке, начисто стиснув дыханье.
"Мама, я дома..."
"Мой мальчик. Рад тебя видеть.
Сегодня
Ты правильно
выбрал"
Не выбрал.
Но мама учила, что надо
Вовремя всем
И всегда
Возвращать то,
Что должен.