.
Хорошо на Олимпе!
В роще на тихом склоне игривый ручей.
Электрический воздух насыщен
двумя потоками света.
И если Солнце движет неспешную тень –
Олимп ограняет движенье и тень запретом.
Совершенство пьянит.
У ручья – сын Зевса младой, нежный пиита;
Застрял на строке, где «зависть»
не рифмуется битый час.
Под носом его – пчиолка,
пыльцой и славой покрыта,
Нектар собирает богам на всено́щный парнас.
Тучный овен, отбившись от стада, замер в дремоте.
Сочный стебель с его челюстей вот-вот упадёт –
О! это может стать единственным оборотом
И даже событием на весь день и вечер вперёд.
Золотистый,
диковинный,
белый лицом ангелочек
Тянет струнку на гусельках белых,
звоня в камертон.
Могучий Гефест,
на подкове Пегаса главу сопромата окончив,
Ликуя, сдувает пылинки: – Твоё клеймо, Геликон!
И Зевс ликует, грозовые перья поверив.
И стоит ли «зависть» на чём-то женить? –
вдруг подумал пиит,
Но в тот же миг из тумана долины, в облаке серы,
Презренный Зоил явился – язвителен и ядовит:
– О прокля́тые! Всё у вас хорошо – без меры и даром!
У меня же, надменный Олимп, всё отчаянно плохо.
Я залью тебя ядом изгоя, клянусь Тартаром!
Вылижу тёмным огнём,
а чумой – мои крысы и блохи!
И вечным забвением – завершу свои кары.
Так, да не так!
Два грозных потока света –
срезали тень Зоила. И Зоил – недвижи́м!
Пчиолка, оставив клевер –
жалит язык Зоила! И нем хулитель!
Восставший из дрёмы овен
рогом крутым своим
Прободает врага с налёту
и враг – под его копытом!
Ангелок своей гуселькой
садит ему воротник на плечи;
А свой камертон забивает ему – в девятые ворота́.
Пегас компостирует лоб Зоилов
главой сопромата, только из печи,
И могучий Гефест, ликуя,
насыпает раскалённых углей под-хвоста
Непрошенному Зоилу!
Ликует и Зевс!
Тридцать три мегаватта молний в самозванца вонзает,
И безумный Зоил –
в ледяной ручей, на острые камни летит!
И ручей от ярости закипает! И по острым камням низвергает
Зоила – в Лету,
а Лета – в Тартар,
а Тартар – в Коцит!
На нарах Коцита чалится Сатана,
и Зоил – язычник – как конкурент, его раздражает.
«Ну, что тебе: вилку в глаз? Или…» – Сатана ему говорит.
Видя такой оборот,
Нежный пиита, сын Зевса,
подумав, черкнул в скрижальцы:
Лучшею рифмою к «зависть» будет, по-мойму –
«не шевельну и пальцем!»
По-мойму, так – хорошо!
Совершенство пьянит.
Олимп на часок засыпает.
Да! – хорошо на Олимпе!
конец
.