Там, в углу обкуренной ванной,
целовались два флакона из-под шампуня.
Шёл дождь деревянный
и звали меня Тото Кутуньо.
Пел песни леший прямоходящий,
дрозд хордовый вероятный,
и прыгал с места на место
невозможный ящер,
ставя лиловые огнедышащие пятна.
Книги листали домами,
вращая штор чёрный жернов,
а я раскидывал умами
и становился стаканом мерным.
Крутись же книга мясорубки,
белым кошаком на потолке отдыхая.
Я не набиваю чужие трубки
и в телефон не вздыхаю.
Пляшут на ресницах квадратные гунны
всё, что снова выходит, заходит наружу.
И только вепрь, беззаконно-чугунный,
смущает окна,
обещая пожаловаться на стужу.
А в чайнике плесень завелась случайно,
её зелёная рука меня душит.
Хочешь - не хочешь,
но станет тебе так печально,
что свет уже никто не потушит.
Плавала в речке дохлая амёба,
собирали на чай по два рубля с носа,
клялись позабыть гвозди до гроба,
шкворчала в желудке чужая папироса,
прыгали на люстру заниматься чем-то,
кто знает чем –
пусть молчат и не вякают гады.
А я пойду в банк оплачивать проценты,
мне это очень надо