я спал тревожно. за окном чернело
бескрайнее таинственное тело
апрельской ночи, где неловкий звук
опровергал в случайные моменты
мысль о мертвецкой пустоте планеты;
он эхом расходился, будто круг
за кругом от спустившегося в лужу
листа. в квартире было больше душно,
чем жарко, я пошел открыть окно
и замер, упираясь взглядом в темень,
ища, как ищет в горизонте землю
моряк, вину своих разбитых снов.
глаза слезились, в горле сохло, створки
казались дверью в мир иного толка,
в котором напряженные зрачки
смогли схватить за узел беспредметность
и растянули, вывернули к свету
то, что и развело меня почти
с умом - и зал, и площадь, и площадка,
покрытое паркетом ли, брусчаткой,
и с властью над пространством твердых стен,
но с черным небом, над которым некто
умело поворачивал прожектор
туда, где ты кружилась в танце с тем,
чье имя знать
- страшнее приговора.
я бесконечно был далек, но скоро
в меня и сквозь стекло проникла страсть,
которой ты расписывала залу,
и резкими спиралями вонзала
в паркет свой танец, свой безумный вальс.
я бил в стекло рукой, зверея, с крыши
мне вторил, истязяемый ветрищем,
лист жести,в голове царил бедлам.
а вы неслись внизу багроволицы
и с площади испуганные птицы
взлетая апплодировали вам...