Остаюсь я собой, даже если предложат тутовник,
превращающий червя в блестящую, тонкую нить,
мне не нужен покой и к неравным быть принятой ровней,
чтобы в мире глухих онемевшим изгоем фонить.
Я не стану другой — перекрашивать радугу поздно,
нет резона вставлять перемычки в ионную сеть.
Кто оглох и немой, и кто ангельски лжёт виртуозно
— сыр себе забери, без него мне полегче лететь.
Не хочу быть другой — не сменю на чертоги обитель,
в паутине метаться — прилипнув, завязнуть сильней,
а паук тут как тут, он вонзит в твою грудь обличитель
и отпустит на ветер пустышкой, как пух тополей.
Нет, другой не могу — я была уже яркой и разной,
но спирали познания сжались в десятки пружин,
напряжение в них контролирует чётко и властно
опыт прожитой жизни, особенно тяжких годИн.