Шла война. В июле 1944 года советские войска начали наступление на территории Западной Украины. Наш артиллерийский противотанковый полк участвовал в этих боях недалеко от города Ковель. В самый первый день наступления я был тяжело ранен, пуля пробила грудь, застряв под правой лопаткой. Пришел в сознание после операции в прифронтовом госпитале. Пулю удалили, я лежал на носилках, вся грудь была в бинтах.
Фронтовой госпиталь, «здание» из громадной палатки, находился вблизи Ковеля, освобождённого от врага 7 июля 1944 года. В этом палаточном госпитале главными спасателями раненых солдат были хирурги, которые делали операции, удаляли с солдатских тел пули и осколки, зашивали раны. Когда я уже лежал на носилках, а лежал я не далеко от операционного стола, видел работающего над раненым хирурга.
Работал хирург быстро, были слышны его команды своим помощницам, медицинским сёстрам. Однако, по его виду было заметно, как он устал, а его покрасневшие глаза говорили о том, что им давно уже хочется крепко поспать. Вспоминаю, как только я пришёл к сознанию, ко мне сразу подошла девушка в белом халате и спросила, как я себя чувствую.
А чувствовал я тогда сильный жар во рту, очень хотелось пить. Я об этом и сказал той девушке, она ещё не успела что-то ответить, как ко мне подбежала другая девушка с заварным чайником и приложила к моим губам его носик. Как я тогда обрадовался, думал, вот сейчас я напьюсь, высосу всё с этой посуды и ещё попрошу. Но не тут-то было, не успел я ещё по-настоящему потянуть в себя желанную влагу, как девушка оторвала от моего рта посудину и убежала.
Сначала я подумал, что девушку срочно куда-то позвали. Но когда я увидел, что она остановилась возле другого раненого и так же, как и мне, прикладывает к его рту носик чайника, мне так стало обидно, что мне захотелось даже закричать, только на это у меня не было сил. Солдат, лежащий рядом со мной, видел моё огорчение и сказал:
- Терпи, нельзя тебе сейчас много пить, вот осмотрят врачи, они и решат, что и сколько можно тебе пить и есть.
Выслушав слова соседа, мне даже показалось, что не так уж и пить хочется, но не было сил ответить ему словами благодарности, я уже находился в каком-то полусонном состоянии. Не знаю, сколько времени прошло, но когда я снова открыл глаза, того соседа возле меня уже не было. На том месте лежал белокурый солдат, у него были забинтованы кисть левой руки и правое колено.
Солдат, был в полном сознании и, как мне показалось, вполне способным на разговор. Но когда я с ним заговорил, он ничего мне не ответил и глядел в противоположную от меня сторону. Проходившая мимо санитарка услышала мои слова и сказала, что это не наш солдат, а немец, потому и молчит.
Я подумал, что со мной пошутили. Как такое может быть? Немец — это же враг, может, именно он стрелял в меня. Слова санитарки слышал не только я. Тяжело раненный боец, лежащий с другой стороны того, кого санитарка назвала немцем, резко крикнул:
— Я не хочу лежать рядом с фашистом.
Немец вздрогнул, видимо, понял, что слово “фашист" относится к нему; приподнял голову и довольно громко сказал:
— Гитлер капут.
Эти слова мы уже не раз слышали, когда брали в плен немцев. Они не могли уже никого удивить. К нам подбежала девушка в белом халате:
- Товарищи, не волнуйтесь, немца сейчас заберут, за ним уже едут.
Я в школе учил немецкий язык, хотя не очень и преуспевал по этому предмету, всё же немного знал. И я сумел задать немцу вопрос на его языке:
- Du bist Deutsch? - (ты немец?).
Раненые смотрели на немца кто с любопытством, кто — с открытой враждебностью. На шум подошли и раненые, которые не были лежачими. Немец осознал свое положение, здоровой рукой достал из под подушки конверт и молча протянул его мне, как бы отвечая на мой вопрос. В конверте было два письма. С первых слов первого письма я понял — от жены. Оказывается, паренек женат, в письме было фото: жена с ребенком. Если не знать, что это немцы, можно принять и за наших. Открыто смотрели на нас с фото женщина и маленькая девочка. Фотография пошла по рукам.
Немец, внимательно смотревший в эти минуты на окружающих, показал здоровой рукой на конверт и сказал несколько не знакомых мне слов, но по жесту руки я понял, что в конверте ещё что-то есть. Я вынул с конверта небольшой листок бумаги, на котором уже на нашем языке было написано, что этот немецкий солдат добровольно сдался в плен, а когда он с поднятыми руками пробирался к нашим окопам, немцы по нему открыли огонь, он упал и лежал, пока его не подобрали советские солдаты.
Записку подписал командир полка подполковник Быков. Я прочитал раненым то, что было написано на листке.
— Смелый, стало быть, парень, хотя и немец, — сказал кто-то из раненых.
Немец увидел улыбки на лицах окружающих, успокоился и рукой показал на конверт, с чего я понял, что он просит вернуть его, что я и сделал, вложив в него письма и бумагу нашего подполковника. Вскоре немца унесли на носилках в сопровождении нашего автоматчика. Хотя и сдался добровольно, и раненый, а все-таки пленный.
Много лет прошло с той встречи в госпитале. Как сложилась судьба того немца? Вернулся ли в свою родную Германию? Я даже его имя забыл, хотя помню, что читал его в тех письмах.
12.06.2014