Из-за окна доносятся ритмы проспекта, хотя окно притворено из-за наступившей прохлады. Для осы, замершей между рамами, сейчас, наверное, не лучшее время. Некто, имеющий имя и фамилию в паспорте, сосредоточенно выстукивает всё новые ритмы на клавиатуре, аргументируя право на имя в собственной истории.
Вечер отступает перед ночной тьмой, свечение компьютера набрасывает легкие штрихи теней на лице сочинителя, вперившегося в экран.
Приходят сообщения, остающиеся без ответа. Сигналит скайп, вызывающий на связь. Кошка укладывается на привычном месте под настольной лампой. Так было вчера, так есть сегодня.
(Остановилось ли время или мчит так скоро, что все дни слились в один? )
Время…
Сколь легкомысленно мы, жители земли, даем определения всему, что так же неуловимо и субъективно, как, возможно, и мы сами.
Мировоззрением именуем примитивное мироподозрение, заимствованное у власть предержащих, патриотизмом - общенациональный испуг перед необъятностью вселенной.
Слава богу, сочинитель перед своим компьютером далек от подобных сентенций: он парит в пространстве между прекрасным и ещё более прекрасным.
Хотите спросить его, чем он сегодня увлечён?
Может, ему уже не больно, когда мечется Украина между тупиком и тупиком? Он стал совсем-совсем большим для своих лет, перешагнувших полсотни. Вот уже и не ждёт царства справедливости? И не вспоминает о преимуществах милосердия?
О, глупый старый юноша! Справедливость и милосердие независимо от наших предпочтений или нужд, как воздух, которым дышим, всегда нас окружают. И всякий сочинитель, бредя о прекрасном, рисует мир справедливый в своей нелепости, мир, который грезит о милосердии.
А по экрану проплывает золотая рыбка со своим неизменным вопросом: «Чего тебе надобно, старче?»