Помолись за меня дед юродивый.
Как сумеешь, любой из молитв.
Слишком часто теперь и не вроде бы,
то, что числят душою, болит.
Попроси у старухи-садовницы,
пусть поставит свечу у икон.
Ну, а я, под старинной смоковницей
неумело отвесив поклон,
без затейств да смешного кривляния
повинюсь за ошибки, за грех….
И за то, что в судьбы одеяниях
слишком много заплат да прорех.
Я ведь плакать давно разучился.
А страдать за чужое, подавно.
Всякий день лишь от страсти сучился.
Вот и совесть моя в благодарном…,
уличённой совсем не была.
Всё мне виделось должным, по праву.
Даже весть — что судить по делам
станут после, была не по нраву.
Только знаешь, приходит минуточка,
где всё скверное рвётся наружу.
Где, и боль от печали не шуточна,
и под черепом, с воем натужным
носит мысль леденящую правду
всё о том, что живём однова.
Что за жизнь получаешь в награду
только то, что другим отдавал.
И становится страшно до ужаса
от собою же скроенных дел,
где над пашнями вороны кружатся,
оглашая надрывом удел.
Ты уж калечный молви словечко
за мою непутёвую жизнь.
Хоть и ведаю, в добром и вечном
мне устроиться, не заслужить.
Но прощённый на ночь воскресения
за распятье надежды на крест,
может, всё же обрящу спасение
от грядущего гнева небес…?
© Владимир Дмитриев