Екатерининский вельможа,
Грузясь в рессорный шарабан,
Сказал брезгливо: «Эка рожа,
Какой немыслимый чурбан!..».
А тот в мундирчике протёртом
Дрожал под дверью до утра
Несостоявшийся Потёмкин
Непопулярного двора.
Что ни скажи, он ждал другого!
Ведь не подлец, не подхалим.
Кончался год, и тень Дракона
Сгущалась медленно над ним.
Москва-река мазутом пахла,
Текла в иные времена.
И сожалел он, что не плаха
Ему эпохой суждена.
Так сожалеет бывший барин,
Когда в предутреннем луче
Засовом звякнет ражий парень:
«А ну, выходь на букву «Ч»!»…
Страна, империя, системы, -
Что ей какой-то генерал!
Пурга московская свистела,
И дворник мусор подбирал.
И лишь в тени зубчатых башен
Царил незыблемый покой.
Тот временщик уже не страшен,
Не страшен будет и другой.
… В очередном переполохе
Всему, казалось, вопреки,
Идут созвучные эпохе
На казнь свою временщики.