Декабристки

Ирина Кривицкая-Дружинина
В получасе езды от нашего города находится Ялуторовск, который по праву считается городом декабристов, где всё дышит памятью о них – есть музей Памяти декабристов, их именами названы улицы, сохранены многие видевшие их дома. Там
жило на поселении 9 декабристов, в том числе М.И.Муравьев-Апостол, И.И.Пущин, Е.П.Оболенский. Я не хочу здесь говорить о политических воззрениях и ошибках декабристов – время давно всё расставило по своим местам, и мой стих не об этом.
Их роль в истории Сибири неоценима: они помогали развивать сельское хозяйство, торговлю, медицину, культуру, но самым значительным был вклад в образование. В Ялуторовске в 1846 году была открыта ПЕРВАЯ В СИБИРИ школа для девочек.
Во многом это заслуга их жён. Когда-то, на заре туманной юности, поступок этих женщин, поехавших за своими мужьями на каторгу, казался мне красивым и романтичным. Потом, уже приобретя свой жизненный опыт, я как-то прочитала книгу об их жизни в Сибири. Вот тогда-то меня и пробрало. Ведь большинство из них были потомственными дворянками, никогда не державшими в руках ничего тяжелее веера и боящимися любого сквозняка. Да и замуж они выходили чаще всего по выбору родителей, некоторые жены были в 2 раза моложе своих мужей (хотя у каждой пары, конечно, своя история). И вдруг – голод, холод, лишения, непривычная тяжёлая работа, плюс ещё полное бесправие. Конечно, потом, выйдя на поселение, они сумели вернуться к достойному образу жизни, но самые первые годы были ужасными. Наиболее приспособленными к жизни оказались француженки Полина Гебль (Анненкова) и Камилла ле Дантю (Ивашова), которые до замужества вынуждены были сами зарабатывать себе на хлеб. Они приехали в качестве невест и жёнами стали уже здесь. Но Полина Гебль, например, родила в Сибири 17(!) детей, а выжили из них только 6 (ещё одна, самая первая, дочь родилась в Москве до брака). Некоторые объясняют их поступок экзальтацией. Помилуйте – на экзальтации можно продержаться от силы несколько месяцев, но не всю жизнь. Поэтому их мужество достойно восхищения.


Среди бала она, словно ветер, легка,
В быстром вихре мазурки летит без оглядки,
Держит руку её офицера рука,
Что обтянута лайкою белой перчатки.

Ей от роду семнадцать – чертовски мила,
В грёзах вся, начитавшись романов французских,
Без труда покорить его сердце смогла,
Резво двигая ножками в туфельках узких...

Замуж выйдет она не по воле своей,
А по воле родителей, как подобает,
Но пока весела, и неведомо ей,
Как жестока судьба, что её ожидает.

В день венчания в церкви несмело она
Из-под белой фаты клятвы вымолвит слово,
Что останется мужу навеки верна,
Что делить с ним и горе, и радость готова.

Только вскоре его закуют в кандалы
И на каторгу в Нерчинск этапом погонят,
И такими далёкими станут балы,
И родители горькие слезы уронят...

Путь лежит далеко, сквозь бескрайнюю ширь,
Мимо тёмных лесов и курганов могильных,
Их суровой природой встречает Сибирь,
Из графинь и княгинь ставших жёнами ссыльных.

Всё научатся делать не хуже других
Руки, прежде не знавшие грязной работы,
Чтобы в этом краю для людей дорогих
Стать источником вечным тепла и заботы.

Жить придётся теперь в непрестанной борьбе,
Но ничто не заставит назад оглянуться:
Ни тяжёлые роды в крестьянской избе,
Ни призывы родных к ним обратно вернуться.

А когда, наконец, дозволенье придёт
Этой каторги ад заменить поселеньем,
Силы новые ссыльное братство найдёт
И разъедется жить по сибирским селеньям.

Сохранить в рудниках эти люди смогли
Всё, чему обучили их в семьях дворянских,
И в народ просвещения дух понесли,
Всюду школы открыв для детишек крестьянских.

Они душу вложили в благие дела,
Своих помыслов жар, благородных и чистых,
И Сибирь, что когда-то приют им дала,
Будет помнить всегда о своих декабристах...