И всё-таки сравнительно хромаю,
врасплох застигнут, улучив момент,
как это понимать, не представляю,
покамест не отлажен инструмент!
И в ожиданье лучшего настроя
простейшей прозой паузу держу
в простое дела: как святой Антоний,
соблазном искушаемый, держусь.
Гнать да держать и почитать за благо
способность видеть, слышать, продолжать:
беспомощным без ручки и бумаги
не надо, слава Богу, сочинять.
Едва передвигаясь, как калека
при помощи банальных костылей,
напоминаю чем-то человека,
что смысл движенья вкладывает в цель.
Но почему такой неполноценный,
наполовину траченный такой
герой, полупридушенный системой
своей, как все… какой-то не такой!
Слепым поводырём ловца глухого
доводится прогресс, - о чём и речь, -
до лучшего, что можно из плохого
при должной гениальности извлечь!
Вам это надо? Мне неинтересно.
Кто бы подумал, что способен я
элементарно популярно честно
завидовать объедкам обезьян….
Зазубренным ущербом некой грусти,
не глядя, наблюдать мне тяжело,
как «профилем» становится искусство,
халтура подменяет ремесло!
______________
Опять зело, заело величайшим,
и даром, что всего лишь музыкант –
не полубог, но мастер настоящий,
незаменимый русский сверхталант!
Неповторимый гений опровергнуть
крыловскому слону невмоготу, –
ведь так и прёт холопом правоверным
из славной Моськи… выжившим Муму!
И на музейный идеал потянет,
ещё живым со сцены не сойдя,
пуская слюнки, вертелом заплачет,
скучая по «дичинке» бытия!
«Мочиться сердцем» вместе с потом, кровью
не может не поэт, не гражданин, –
вот, почему завидую изгою
мечтой загона, что стеной за ним!
______________
Опять зело, заело под сурдинку
авторитетно мнительной молвы, –
не жаба душит, ревность инстинктивно
нашёптывает нечто о любви!
Так старый новый русский за границей
с талантом чрезвычайным нарасхват
не станет в одиночку веселиться
и наслаждаться тем, чем так богат.
Неповторимый гений музыкальный
и верный непритворный патриот –
затычка в каждой бочке капитальной,
давно откуда, впрочем, не течёт!
Вот вариант музейный в идеале:
ещё живым со сцены не сойдя,
уже как жертва нужен залам славы
для вечности над страхом бытия!
Изгнанник, торжествующий в опале,
смягчая горечь бренной суеты,
покажется неопалимой славной
купиной негасимой красоты!
Героя Апулея золотого
с почтеньем посмеяться и простить,
но вонь неистребимую загона,
как запах смерти средства нет отбить!