Графика Ксении Лавровой - в контексте образов модерна, барокко, Возрождения, средневековой Японии и Китая (художники Бёрдсли , Массейс, Босх, Леонардо, Огата Корин, Утагава Куниёси, Хироши Хиракава, и др.).
«Cтиль декаданса есть не что иное, как искусство, пришедшее к такой степени крайней зрелости, которую вызывают своим косым солнцем стареющие цивилизации» Т.Готье.
Подлинные вещи всегда глубоки и имеют не один уровень восприятия. Они образуют некое энергетическое поле смысловых и культурных контекстов, требующих дешифровки.
Искусство Ксении Лавровой можно сравнить с волшебным пением сирен, тех, что ошеломляли и зачаровывали и самых опытных мореплавателей. Подлинное несет в себе тайну. Оно не нуждается ни в красоте, ни в легковесном блеске, чтобы поразить в самое сердце. Как это происходит – не объяснимо. Особенность произведений Ксении Лавровой в том, что в них на первый план выходит не красота, но искушенность и индивидуализм личностного начала. Таким образом, одна из ярких особенностей графического языка Ксении Лавровой - эстетизация нарочитой антикрасоты, «темной стороны луны» человеческой сущности. Не поэтизация, не романтизация ее, а именно возведение в эстетическую величину. В целом портретный ряд в трактовке Лавровой – это сатира, восходящая к традиции Босха и Леонардо да Винчи (вспомним его так называемые «гротески» - профильные изображения стариков, отождествляющих различные человеческие пороки), к мрачным откровениям Брейгеля, к гротеску Рабле, Свифта, Гофмана.
Петербург, где живет и работает художник, накладывает свой отпечаток на своих обитателей. Тени прошлого здесь продолжают свой ряд воплощений и трансформаций. Здесь все таинственным образом связано. Версаль, Трианон, тираны и фавориты, капризы фортуны, фижмы - и кандалы, брюссельское кружево и кружево чугунных оград, острог "Кресты" и Летний сад, бессмертная поэзия и Прекрасная Дама – та, что не ведает милосердия… судьбы, эпохи, крушения - всё рядом.
Говоря о феномене художественного видения Ксении Лавровой, нельзя не коснуться культовой фигуры эпохи модерн и идола художников «Мира Искусства» - английского графика Обри Бёрдсли. Традиция Бердсли, его стилистика и общий дух формирует определенную изобразительную эстетику, читается в искусстве Ксении Лавровой: в ее галерее исторических лиц и в трактовке "Сказок" О. Уайльда (1995 г.) - от прямых реминисценций до сложных аллюзий серии «Алиса в стране чудес» Л. Кэрролла и «Дон Кихот» Сервантеса.
Художественный язык Бёрдсли, специфическая сущность его образов, его эстетизация безобразного, его сверхутонченность, темная чувственность и ирония, наконец, его способ компоновать изображение в листе: характерная силуэтность и линеарность композиций, способ ритмизации больших силуэтов черного и белого цвета, перебиваемых включением обильного декора, спонтанно растущего из складок шелковой тафты, из прядей волос персонажа, из графических элементов оформления страницы – его диспропорция и гипертрофированная детализация, отчетливая связь с изобразительной традицией Японии, Китая (взять хотя бы принцип смещенной композиции) - и с будуарно-альковной эстетикой жеманного рококо… - кружева и опиум - ВСЁ ЭТО есть сущность культуры декаданса, ее образов, ее выразительных средств. Листы Бёрдсли можно рассматривать как росчерк иероглифов, как абстрактные шахматные композиции, как противовес черного белому – и, в конечном счете, игру эстетствующего демиурга в его искусственной вселенной.
В графике Ксении Лавровой весь этот характерный инструментарий находит новое осмысление и трактовку, тесно и органично опираясь на историю костюма, - но сохраняя заданный вектор направления: цветущий декаданс, торжество эстетики утонченного зла и распада, или странная прелесть отрешенной красоты, далекой от общепринятого эталона. Персонажи и образы Ксении Лавровой – это по большей части новые «цветы зла», перекликающиеся через столетие с настроением декаданса и «проклятых поэтов» - Поля Верлена, Артюра Рембо. Художница обращается к барокко Людовика XIV, и мотивам испано-английского противостояния времен правления Генриха VIII, к нравам средневековья Боккаччо и Борджиа, к изощренным ужасам и постижениям древнего Китая, и к отстраненной созерцательности японского искусства. По работам Ксении Лавровой можно не только изучать характер костюма эпохи – так этот костюм точен и достоверен - но можно делать хорошее кино для знатоков конкретного периода, - кино, в котором образы героев переосмысляются и перелопачиваются, обрастая новыми смысловыми пластами, а одежда становится дополнительным экспрессивным способом выразить мысль автора и создать атмосферу его утопии или сатиры. Так в Русских Сезонах костюм и сценография задавали характер и рисунок роли и становились сильнейшим выразительным средством, определяющим и формирующим восприятие постановки. Таковы , например, эскизы Бакста к "Послеполуденному отдыху Фавна", или мощные эскизы костюмов к балету «Литургия» Натальи Гончаровой: ее взрывная динамика, пожалуй, не имеет себе равных – даже среди ярчайших художников Русских Сезонов. Таковы по экспрессии и богатству костюмы Данило Донати к фильму Дзефирелли «Укрощение строптивой» и «Ромео и Джульетта». В них есть объем, историческая подлинность без слепого копирования - и неповторимая прелесть личности художника.
Теми же качествами обладают и работы героини нашего очерка. Буйство фантазии и точность в архитектонике и деталях рождают совсем особый сплав фантасмагории и достоверности образов Ксении Лавровой. Азия, Африка, племя майя, Ассирия… Мир тесно переплетен корнями, пронизан общей мелодией, связан теснее, чем нам кажется… (Орнаментальные "архетипы" древней Персии и династии Сасанидов, повлиявшие и на культуру Европы от Византии до Скандинавии; солярные знаки, общие для древнего Китая, Индии, Египта; символы креста). Здесь Лаврова работает как специалист в области орнамента и ткани, воспроизводя в графике тончайшие чудеса и подробности декора и фактуры - виссона («Нефертити”), «италийских» бархатов («Генрих VIII», «Симонетта Веспуччи и Лоренцо»), алансонского кружева ("Прогулка короля Луи XIV"(Галерея Вадима Зверева. 2012г.) и набивных шелков («Сей Сёнагон»). А в филигранной раме этого великолепия мы видим по большей части отнюдь не идеализированных героев - такова жизнь. Не случайно в галерее исторических личностей художницы один за другим следуют Казанова, Людовик XIV, императрица Цы Си, Ян Гуэй Фэй, Император Цинь Ши Хуан, Генрих VIII и Иродиада, а символ возвышенной женственности, Симонетта Веспуччи – парадокс! – напоминает макбетовских старух, принявших приворотное зелье. Кривое зеркало действительности, или?.. Вопрос остается открытым… как и полагается. Ведь жизнь не дает ответов на свои загадки, как и положено Сфинксу.
Отбор Лавровой персонажей так же характерен для декаданса. И здесь снова можно провести параллель с Бёрдсли, и его Саломеей, Мессалиной, Лисистратой...
Кстати, у Бердсли встречаются такие примеры простоты и лаконизма, как Garsons de Cafe (1894)- совсем в духе Тулуз Лотрека, и даже графические листы почти в традиции Гюстава Доре. Однако именно пряные и гротескные этюды с гипертрофированно чувственными персонажами его «паноптикума» наиболее влекут зрителя, щекоча какие-то глубинные струны человеческой натуры. И это, конечно, тема для исследователей в области аналитической психологии… Но мы вернемся к изобразительной части.
Та же преемственность и тот же юмор читается и в «марсианских» профилях отдельных персонажей Лавровой, восходящих к типажам графических листов Бёрдсли «Смерть Пьеро», «Али –Баба и сорок разбойников» (1897), «Похищение локона» (1896), «Ballet of Marionettes II». Эта прямая отсылка к «черному алмазу модерна” (как назвал Бёрдсли Александр Бенуа) более чем уместна в контексте значимости Бёрдсли в современном искусстве. Не случаен тот ореол почитания, каким была окружена личность английского графика в Петербургском кругу художников и поэтов в начале 20 века - и в наши дни.
Следует остановиться на иллюстрациях Лавровой к «Алисе в стране чудес» и «Алисе в зазеркалье» Льюиса Кэрролла (год выпуска 2013). Стильность и изысканность этой серии, а главное, воплощение духа произведения, английскость, дух абсурда и парадокса, оригинальность композиционного решения каждого листа - ставят ее в ряд лучших интерпретаций Кэрроловских миров. Уже сейчас двухтомник «Алисы» занял свое место в ряду классических, эталонных примеров концептуальной книжной графики. Характерно, что цветовое решение «Алисы» восходит к традиции английского витража периода зрелой готики. Как известно,его колорит по большей части отличается аскетизмом.Английский витраж часто выполнен в технике гризайли: в нем много прозрачных фрагментов, а цветовая гамма держится на черном, оттенках серого, желтом. Иногда редким вкраплением в них встречается индиго, коричнево-красный или зеленый цвета. Именно в этой гамме выдержаны иллюстрации Ксении Лавровой, служа дополнительным мостом к историческому и культурному контексту произведения.
Та же аутентичность отличает и этнические серии художницы, посвященные Африке, племени майя, и особенно - Японии. Однако любая тема Лавровой - не реконструкция, но творческое переосмысление материала и доведение его до предельной выразительности.
…Для нашего времени характерна свобода интерпретации, новая трактовка становится самоцелью. Принято уходить от первоначальной, авторской драматургии, от общего традиционного истолкования предмета. Однако не каждому удается убедить зрителя в правомерности своих потуг. Логика развития произведения, характера героя - не терпят небрежности. Логическая цепочка Ксении Лавровой убеждает. По существу, каждый образ ее исторической галереи – поражает неожиданностью прочтения. Иродиада, царица Феодора, Симонетта Веспуччи … - их портреты заставляют надолго погрузится в размышления и сопоставление фактов. Однако, не зависимо от исторической реальности, правда художника не вызывает отторжения. Её принимаешь. А внутреннее обоснование именно такой трактовки образа, а не иной - захватывает своей непредсказуемостью. …Ну почему, почему Иродиада у Ксении – стара? …стара как мир, стара, как грех…- Ее сила не в привлекательности, не в юности, не в наготе. Ей ни к чему такие пустяки. Всё решают власть, статус. Золото. Образ Иродиады Лавровой восходит к портрету «Безобразной Герцогини» нидерландского живописца Квентина Массейса (вплоть до характерного рогатого головного убора старухи), а от Массейса – к Герцогине и Червонной Королеве Кэрролла. Так и слышишь сакраментальное: «Отрубите ему голову». …Да, Иродиада должна быть такой. Именно такой. Всё правильно.
Таким образом, в творчестве Ксении Лавровой мы имеем явление культурологического порядка, отражающее многие стороны человеческого бытия - как это и свойственно серьезным явлениям искусства, - и представляющее существенный интерес для специалистов самых разных областей.
................
Для справки: Ксения Лаврова – закончила СПбГХПА им. А.Л.Штиглица. Иллюстратотор, станковист, специалист в области истории костюма и ткани. Член Союза Художников России с 1994 г. Выставляется в России и за рубежом (Канада, Финляндия, Китай, и т.д.) С 2007г - участник ежегодной выставки ЯПОНСКАЯ ВЕСНА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ (галерея АРКА). Участник выставок Фонда М.Шемякина. В 2013 г. - презентация выпуска 2-х томника «АЛИСЫ В СТРАНЕ ЧУДЕС» и «АЛИСЫ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ» Л. Кэрролла. Работы хранятся в галереях Германии, Японии, России (галерея В. Зверева), в частных собраниях. Живет и работает в Санкт-Петербурге.
…
Работы художницы можно посмотреть здесь http://lavrovaksu.blogspot.ru/
https://vk.com/album33710590_88203518