А он погиб, стреляя в братьев

Даня Голубятник
Закат мою речь застудит,
В пошлом танцуя платье.
Разошлись по планете люди,
Люди - а значит, братья.
......................

Я непременно жив, чтобы любить.
Я научился бережно ценить
Момент, пока здесь мир,
                пока за лесом солнце тает.
Я сник душой,
но я ценю покой:
А вдруг его когда-нибудь не станет.

Так дайте мне напиться колдовской
Зарёй, проросшей сквозь деревья.
Наесться здешним диском солнца - он другой,
Чуть золотистее,
                чуть кривее.

Ну дайте надышаться мне полетом пустельги,
Ну дайте хоть чему-то удивиться...
А я хочу туманов,
                невидно где ни зги,
А я хочу уж чем-нибудь напиться!

Мне, верно, просто хочется напиться...

А я хочу кричать и громко петь,
И, пьяный бред влача сквозь слезы,
                Сквозь стихов моих гаргулей,
Хочу достойно умереть
От чьей-то жадной пули.

Хочу залечь
            в прожженной южной стЕпи.
В окопах где-то, в грязной форме, в рваной.
Чтобы увидел мир великолепье
Моей смертельной раны.

Хочу погибнуть при слепящем свете,
И взгляд направить ввысь,
Когда заря танцует в пошлом платье,
Чтоб мама рассказала детям,
Которые ещё не родились:
"Отец ваш пал, стреляя в братьев".



Не надо мне позорного признанья.
Чтоб грызла меня память век от века.
И будут говорить: "а он погиб, стреляя,
Хоть на войне, но всё же в человека".