Софистический флирт подразумевает отход на ранее занятую позицию. Я бы мог назвать подобные разведывательные шаги прощупыванием рельефа местности и тому подобное, если бы не считал сказанное лирическим отступлением.
Удручающе несправедливо - подменять искусство войны хроникой войны. Первое может действовать и вне боевых действий, тогда как хроника направлена на демонстрацию войны.
Пока мой близкий по маминой линии родственник точил бивни о лохматых двуногих чудовищ, я заглянул в пещеру, залитую седьмой, это если считать мезозойским эквивалентом, водой на киселе, то есть, если говорить словами не слишком сентиментального и довольно-таки циничного мамонта детских лет, кровью других моих родственников. Вечно я сую длинный нос не в свои кущи лишайника. Как только я доел последний кусок зелёного мха или, как говорят в некоторых известных мне лингвистических кругах динозавров от науки, моха, я обнаружил на гладком камне, хранящего теперь и генетические разветвления моей слюны, странные иероглифы, доселе не известного мне языка. Вряд ли бы мне в эти минуты удалось отвлечь дядю от любимого занятия - борьбы за выживание, поэтому я попытался разобраться сам, что же это такое - палка-палка-палка-палка-ещё-палка-огуречик, а перед этой звукописью - ещё и помидорчик с пятью палками. Благо, и кровь, и моховая зелень была по рукой, вернее, под хоботом, и я разукрасил соответствующие детали нагороженного абы как словесного огорода. Вот, подумал я, хотя бы на картинку стало похоже. И вот когда слова заиграли другой палитрой, я высунул хобот из-за скалы, а вслед за хоботом - и глаза, расположенные, как вы правильно понимаете, на некотором расстоянии от первичных ощущений, я заметил схожесть смысла, опубликованного на лицевой стороне каменной стены, с бесстрашным подвигом моего опекуна, пытающегося дрессировать агрессивное в своей непредсказуемости чудовище, так и норовящего ужалить в самое больное место всей моей родни - в ухо. При этом я слышал неописуемый, неописуемый даже иероглифами человеческих головоногих многопалок, неистовый рёв всех участников битвы не только со стороны самой битвы, но и из дальних уголков пещеры, проглатывающей и снова выплёвывающей многоуровневое и многоходовое эхо.
Уже вечером, сидя у зажжённого молнией баобаба и, как принято в близких юношеских кругах, обсуждаю политику птеродактилей и прочих сенаторов от партии легкомоторных винтокрылов, пиная футбол яйцеприводных насекомоядных одуванчиков и умиляясь весьма симпатичным бабам из кочующей по соседству стаи, с сочувствием глядя на потрёпанного сегодняшней войной коллегу по чужому перу, последнего из обладателей в нашем роду сразу обоих бивней, на своего дядю, я рассказывал друзьям о словах-овощах, которые могут ходить по стенам. И посетовал, что любому словесному огороду необходима прополка и обработка пестицидами и что чудовищным в своей некомпетентности людям это пока не пришло в головы.
После нескольких дней пути вновь забредя в пещеру, похожую на прошлую, как две слезы мамонтёнка, я увидел свою фотку, зафотошопленную в розовых тонах. Увидел - и рассмеялся. Я понял, что смеюсь, только тогда, когда эхо несколько раз повторило смех.