Это подлинная история сохранившаяся в старой потрёпанной тетради.
Тетрадь, с расплывшимися кое-где строками (записки моей мамы), почти полвека пылилась на полках чуланов. Лишь осенью 2013 года она попала мне в руки. Поразила. Поразила тем, что сохранилась, не выбросили, и содержанием. Мама в суровые годы революции и гражданской войны осталась полуграмотной. И вдруг... эта памятка из прошлого, о Прасковье, моей бабушке, о тяжкой судьбе женщины в России.
Давно нет в живых Прасковьюшки (1889 - 1967гг), ушли в мир иной её две дочери и два сына, но живы ещё "девчонки" (уже в преклонных годах), собиравшие по распутью в лапоточках мёрзлую картошку.
1. «То селенье в глуши называлось…»
2. ДЕТСТВО. «Упаси нас, Господь»
3. ОТРОЧЕСТВО. «Молю тебя, СвЯтый»
4. МОЛОДОСТЬ. "До осени замуж"
5. ИЛЬЯ. "И небо ликует и ветер шальной..."
6. ЗАМУЖЕСТВО. "И не было добрым ни ночи"
7. ВОЙНА. "Ты видишь, ВсесвЯтый"
8. ВОЗВРАЩЕНИЕ. "И в первые ж сроки да сдали нас"
9. НЕ РАДОСТЬ И МИР. "Аль зверь, не вернусь уж я"
10. СМЕРТЬ СВЕКРОВИ. "В огне не горела, в воде"
11. ОГОНЬ ДА ПОЛЫМЯ В РОССИИ.
12. В КОММУНЕ ОСТАНОВКА!
13. ЭПИЛОГ. " Дал Бог..."
1.
В стародавних годах да летах- сумасбродах,
То, что было давно, мхом- быльём поросло,
В непролазных дремучих лесах и болотах
Схоронилось от сглазу большое село.
Круг села благодать, красота неземная,
Пышным цветом пестрели, тучнели луга,
А в лесу, если шёл кто дороги не зная,
То Лешак закружит или "съест Баб-Яга".
Упиралися в небо могучие ели,
Не обнять-охватить великаны дубы.
Им зимою ветра колыбельную пели,
Кабаны оставляли следы ворожбы.
Лес тот был для села - не надо и клада,
В нём грибов или ягод, бери, не зевай.
Поклонись лишь… Земелюшке кланяться надо,
По кадушкам, сусекам спасти б урожай.
Вдоль села под горой ветлы косы склоняли,
И задумчивой гладью катила река.
В ней мальчишки, купаясь, щучкой юркой ныряли,
Приносили под вечер домой судака.
По весне у села льды на речке взбухали
Грохот яростный льдин будоражил село.
Стар и млад – на обрыв. Льды крошились,вздымали,
И от буйства реки – брызги, пена… бело.
И круженье полей или Нечисть лесная,
Не судить – не рядить, голова не больна.
Имена на Руси, загадка большая,
То селенье в глуши называлось Шильна.
А в селенье жила неприметно и просто
Небольшая семья из шести человек.
Ребятня вся мала, пятилетнего роста…
Шел по русской земле девятнадцатый век.
2.
Но нередко в дому тишина висла злобно,
Не припомнить такого в селе удальца.
Сапогом и вожжой, бил, чем было способно,
В страхе все разбегались от буйства отца.
А зимой уезжал в город он где работа,
Прокормить нужно малых, больную жену.
Не от сладких хлебов. Бедолаге забота
Залатать кое-как злую долю-нужду.
Появлялся в дому, как обычно, не трезвый,
В кабаках прогуляв половину деньжат.
Поневоле тут станешь по-заячьи резвый,
Когда кнут в руках тяти так грозно зажат.
"Что за злоба аль кара, Господня немилось:
Бить жену и своих же кровинок, детей".
И Прасковьюшка с матерью тихо молилась:
«Упаси нас, Господь, от ножа и плетей».
Подходила Прасковья к отцу без смущенья,
Без смущенья смотрела в шальные глаза.
Малолетней Всевышний дал вволю терпенья
И раскинул Святые над ней небеса.
Удивлялся отец: «Надо ж, семь лет от рОду»
Зажимал между ног, а она – ни словца.
"Не деваха, кремень, знать, в мою же породу»
Только нож опускал и менялся с лица.
А для матери нож: "Не нашёл, вишь, затей,
Да как смотрит на всё это небо?"
Он в лукошко садил малолетних детей,
Запирал, чтоб не съели вдруг лишнего хлеба.
Да девчушка Прасковья сметливой была,
Что припрячет, а где – сметёт крошки.
В суете, будто делает в доме дела,
И протянет мальцам на ладошке.
Солнце бросило луч – жизнь кипит во дворе,
Из-за косточки старой подрались собаки.
Вестник нового дня прокричал на заре,
Пол - хвоста потеряв в лихой драке.
Рыжий Васька, сосед, убежал на реку,
Для мальков там готовит ловушку.
А ещё похвалялся: «Отцу помогу,
И вчерась смастерим с дедом пушку».
Кувыркнуться, подпрыгнуть, бежать в огород,
"По щенку...ты поглянь-ко! ...коровка!"
Быстрой ласточкой прочь, а потом – разворот,
Где на грядках кустится морковка.
Семилетней Прасковьюшке ласку б отца,
Да с братьЯми побегать на воле,
Помахала ручонкой она лишь с крыльца,
Мать с отцом с ранней зорюшки в поле.
Из-под брюха коровы едва лишь видна,
Не до тряпок – игрушек дитёнку.
Подоит, вёдра волоком тащит она,
Встав на стульчик, замесит квашёнку.
Ребятишек накормит, телят напоит
Да посмотрит, подходит ли тесто.
Вытрет нос, что братишкой в погоне разбит,
И загонит скотину на место.
Вместо матери малым, чуть что, все к сестре.
Расшумелись галчата, им диво:
«Глянь-кось, что мы спымали… Ты глянь поскоре»
Сразу гроздью, сопят молчаливо.
Но чуть солнце покатится в дальний лесок,
В тень уйдёт колосистое просо,
С семилетней Прасковьюшкой все на лужок,
Встретить мать и отца с сенокоса.
А встречала, напевала, малым сказывала:
«Наши едут, волков везут, сами свяа-зы-ныя…»
3.
Как только слегка подросла ребятня,
Их в поле – пахать, рад затее.
Соседи дивились, дивилась родня:
"Вот шалый, ему как мудрее"
А ежели что у мальчонок не так,
Их в яму сажал он по бровки.
Не каждый отец за неловкий пустяк,
Землёй засыпал их головки.
К Прасковьюшке вдруг изменилась любовь.
Косу на кулак, головой о полати.
Кровила девчонки разбитая бровь,
Ни страха, ни мысли у ней о расплате.
Просилась лишь в школу в слезах у отца,
Братишки ходили учиться.
«В сарай до скотины… не дале крыльца!
Гулять захотела девица!
Да прялка тя ждёт, а ешо - вертено!»
Короткий ответ и суровый.
«Длин волос, ума же тебе не дано!
На балоство он лишь готовый!»
Прасковьюшка крадучись, токмо все в сон,
Прочь пряжу, занятье девицы.
Выводит старательно: " Яв...невыу...чон..."
Чуть шорох, в руках уже спицы.
Нередко маманя была так больна,
Лежала за печью, молчала.
Прасковья со всем управлялась одна,
Рука у девчушки крепчала.
Отец наведёт гостеньков полон дом,
Застолье шумит, льётся бражка.
Содом, безобразье, и всё-то вверх дном,
Весь срам убирала бедняжка.
Ни звёздочки в небе, черно... В маете
Прасковью хмельной шлёт за хреном.
Девчушку схватил кто-то в жмох в темноте,
Едва лишь отбилась, коленом.
Молилась Прасковья: «Не дай муженька,
СвятЫй Николай Покровитель.
Нет моченьки боле. Али на века
Та стуженька мне? Аль в обитель?
Молю тебя, СвЯтый, ты мне попусти,
И если первОй будет дочка,
Отдам в монастырь, то Господни пути"
В моленье прошла вся–то ночка.
4.
На диво людское Прасковья росла,
Смугляночка с чёрной косою.
Горели в руках её всяки дела,
И братья гордились сестрою.
Как жать или веять, её норовят
К себе заманить, ей подспорье.
Работница ловка, в селе нарасхват,
Желанна в любое подворье.
Косила в лугах она яру траву
С мужицкою силой, сноровко.
Не верили люди: «Аль то наяву?
Мужик не поспет, ишь, как ловко»
Прасковья метала до неба стога,
Коня запрягала, пахала
И сеяла хлеб, боронила она,
Зимой молотилом махала.
«По ягоды, бабоньки!» - слышался крик.
Прасковья вдвойне против всех, в девке сила.
Пилила дрова, как заправский мужик,
Для баб сарафанушки шила.
«Прасковьи коль нет, в хоровод не пойдём!»
«Бегите! Зовите скорее!»
«Без Пашки беда! Она всё по - своём!
Мы вывести так не сумеем!»
Прасковьюшка павой, как солнышка свет
Плывёт, плавно ножку...Замрут все.
И парни шептались: «Красивше-то нет
В округе. А может и вовсе…
На Троицу дни-то бывали жаркИ,
Косу расплетали все девки.
Веночки плели из цветов, что яркИ,
Их в речку, да пели припевки.
«Погляньте! У Пашки не тонет! Зачёт!
Феклуша, не смейся! Не место!»
«До осени взамуж Прасковья пойдёт,
А ты будешь, знамо, невеста!»
5.
В ту пору в селе объявился Илья
Со службы морской. Бабы пылки.
«Вот эт богатырь, не то, что Демьян»
«Демьян твой утоп, глянь, в бутылке»
Глаза у Ильи, как прозрачный хрусталь…
Учился, видать, он гипнозу,
А голос звенел, запевал когда - сталь,
И русая чёлка до носу.
Кудрявой волною та челка была,
Сводила с ума, девки млели.
Он лихо скакал на коне вдоль села,
От ветра поводья свистели.
Любого поборет и кинет назЕмь,
Сгибается ловко подкова.
Ему что один, что соперников семь,
Уложит, не глядя, их снова.
Работник завидный, красавец лихой.
И вот по селу пошли слухи.
Прасковью с Ильёй повенчали молвой,
Знать, надо судьбине - стряпухе.
Илья не раздумывал: «Выдь, я молю!
На небе свершаются браки?
Ты думашь, наверно, что я отступлю?
Дак, пятятся задом лишь раки»
Зажёгся Илья, да вот мать - супротив.
«Чернява… Ну, прямо, цыганка»
«Маманя, уважь. Вишь, ведь я не ленив.
Уж больно по ндраву смуглянка…»
Свершилось. В деревне с утра чудеса.
Все ломят вперёд, не до пряток.
Жених богатырь и невеста краса
С тяжёлой косою до пяток.
Такого ещё не видалось Шильной,
Как Боги влюблённы, взаимны.
И небо ликует, и ветер шальной
Во здравье слагает им гимны.
6
Тесненько в домушке. Камора одна,
Как круг неразрывный, заклятый.
Не к месту молодка пришлась, неродна,
Прасковья была уж десятой.
Не видит Прасковья, сгустилась гроза,
Над домом висит чёрной тучей.
Ей кажется, светят над ней небеса,
И нету Илюшеньки лучшей.
Забыл, видно, Бог. Все моленья зазря.
Её в том дому невзлюбили.
И не было добрым ни ночи, ни дня,
Все пОедом ели, пилили.
За всё-то Прасковью корят и едят,
И всяко-то малость к доносу.
Золовушки исподволь всё доглядят,
Не съесть ей и лука без спросу.
Чуть брезжит, погонит на выгул телят,
Чтоб в хлеве прибрать, руки ловки.
«Ума у тя нету! Волчары съедят!»
Кричат и ругают золовки.
В другОредь погонит она попозжЕй,
Золовки горланят, бранятся:
«Давненько не пробола девка вожжей!
Дак, стаду пора возвращаться!»
Вставала Прасковья чуть свет, до зари,
Доила, скотину кормила.
Ей скажут: «Без дела снуёшь! Не сиди!»
Пол мыла, стирала, варила.
Старалася сделать за всех, всё – одна.
«Не моешься што ль, Чёрна рожа!»
«Такая невестка в дому не нужна!
Уж шибко не в нас! Чернокожа!»
Недолго ласкал, изменился Илья.
Прасковья к скотине, до двери…
Бил так, что темнело средь белого дня,
Вдруг стал для неё хуже зверя.
Что день, то находится нова вина,
Опять бьёт её смертным боем.
Лишь Богу видать то, что сносит она,
Ей выть бы, да выть волчьим воем.
Тут пЕрвенькой дочку родила она.
В отца удалася Сашутка.
Не чает души, полюбил он сполна,
ТетЁшкат в свободну минутку.
Ладошку подставит, поднимет её,
Хохочет Сашуня – услада.
«В монахини Сашку? Не дам, всё враньё!
Перечить, ты знашь, мне не надо!»
Притихли на время кулачны бои,
Другое случилось несчастье.
Бежала Прасковья из баньки к своим
В весеннюю слякоть, в ненастье.
И в чёрную ноченьку, в самую темь
Осклизлась она. И с пригорка
Скатилася в чёрную омута сень,
Кричала и плакала горько.
И сколько лежала в воде ледяной,
Кто знат. Услыхала соседка
И еле живу притащила домой,
А там уже плакала детка.
Не слышала мамка дочурки своей,
В бреду разметалися косы.
Никто из родни не шелОхнулся к ней,
Лишь зыркали в сторону косо.
Не жить бы Прасковье. Горела огнём,
Металась. Да тётка родная
Ходила за хворой и ночью и днём
С молитвою: «Матерь Святая,
Я только могу на тебя уповать.
Не дай ей, родименькой, сгинуть.
Не видела жизнюшки бедная мать,
Не может Сашутку покинуть.
И встала Прасковья…- природа крепка -
На злобу домашних в дорогу.
Терниста дорога её, не легка,
В труде и молениях Богу.
7.
А страсти в дому продолжали кипеть.
То воз первернётся, золовушка стонет:
«Поглянь-ко, ведь вылезла злыдня опеть,
И в омуте зимнем не тонет»
И словно на грех тут родился сынок.
Да смугленький, ровно в Прасковью.
Гришунечка, ладный, проворный вьюнок,
И тайно был проклят свекровью.
А тут вот и Перва Германска война,
Россию постигло ненастье.
Познала и слёз и проклятья она,
Мужицкая доля – участье.
Илью, как и всех мужиков в ту пору,
Сгребла злая волюшка – сила.
Осталась Прасковьюшка, как на юру,
Защиту у Бога просила.
«Ты видишь, ВсесвЯтый, осталась одна,
Сердечушко мрёт от тревоги.
Свекровь и золовка совсем не родна,
От них уж не жду я подмоги».
И горько Прасковье. Свекровь – не родна,
Глядят злобно свора – золовки.
Забьёт ли скотину, да всё-то одна
И шкуру-то снимет так ловко.
«Поглянь-ка, поехала в лютый мороз
За двадцать-то вёрст с мужиками.
За сеном ей надо-ть. Придавит, чать, воз
Иль кто –никак ранит вилАми»
Да, пОперву было, прислал муж письмо,
Писал он ей луком меж строчек.
Над плошкой с огнём проявлялось оно,
С трудом разбирала тот почерк.
В дому-то и баба она и мужик,
Ей тяжкая доля досталась.
И больше нет писем, а время бежит,
Вдовою она, знать, осталась.
Семнадцатый минул. Сменилася власть.
Искала Илью, обращалась.
Уж тут наревелась Прасковьюшка всласть,
Крутилась, да всё ж обнищалась.
И чтобы детишек хоть как поддержать,
Решила Ильёву шубейку
Да валенки новы Ильёвы продать,
Спасти свою малу семейку.
Дошла до того, что чернело вокруг,
Средь ясного дня меркло солнце.
А жизнь всё сжимала свой прОклятый круг,
Не стукнешь свекрови в оконце.
8.
Уж год восемнадцатый... С крыш льёт капель...
Вдруг слышит истошные крики:
«Илюша! Илья!» Во дворе карусель.
«Свекрови што ль чудятся лики»?
Идёт от калитки Илья, не Илья…
Скелет на ходулях ужасен.
Не вскрикнуть Прасковье, сама не своя,
Без памяти грохнулась нАземь.
Уж как разували Илью, не враньё,
Ножом разрезали обутки,
И с кожей и кровью снимали её,
В воде пролежал он не сутки.
В канавах – хватило б с лихвой на двоих,
Весенние воды не шалость.
А как уж добрался едва до своих,
Так хлеба наелся хоть малость.
«И в первые ж сроки да сдали нас в плен,
Кому-то, знать, вышла награда.
Ни роду, ни племени и не имен,
Скотина, и та бы не рада.
И голод, и холод, побои. Ещё
Сырыми лягушек мы ели,
В хлеву со скотиною рядом жильё,
На куче соломы - постели.
Кормили нас варевом, что и свиней,
Не больно мудохались с нами
А тяга домой всё сильней и сильней,
И пахло во сне пирогами.
Четырежды бегал. Остался живой.
Пытали, в усмЕрть были биты,
Висели мы за ноги вниз головой,
Водой ледяною облиты.
Мы с Яковом вместе бежали впослед,
В стогах хоронились. Подробно…
Боялись, иль вилами в бок иль на след,
Да старый германец был добрым.
Вернулся он жИвенько с полной сумой
И нас накормил без упрёку.
Потом и лесник приютил… И домой
Отправил нас с картой в дорогу.
Простой человек и в заморье не злой,
Поможет, протянет вам руку.
И Бог нас не делит на свой и не свой,
Попомните эту науку"
9.
И радость и мир воцарился бы тут.
Родилась Настёнка. Недолго…
Золовушки, знай, паутину плетут,
Шипят всё слова кривотолка.
«Ишь, светится шибко, родила опять
Чернавку, с какой бы уж стати?
А мог бы ей, жёнушке, и попенять:
Кой молодец взял её статью».
«Илюша, припомни! Детьми я клянусь!
Пред тем… на гражданску… Аль стужа?
Ты дома был! Крест! Ты ведь видишь, молюсь»
По снегу ползком, да по лужам.
Молчит. И средь ночи: «Сказал, всё враньё.
Спроси-ка у тётки «головку» (прим. - самогонку)
Сходила. Ведёт в малу избу её,
Под матицу ставит. Уловка?
По сердцу Прасковьи холодная дрожь,
Во тьме расстегнула шубейку.
«Детей сиротами?.. аль зверь он?» И всё ж
Он льёт ей насильно: «Ты пей –ка…»
Темно, он не видит, что мимо ей льёт.
Набросил на шею удавку.
И сколь было силы, смахнула всё влёт
И в дом. Да к детишкам на лавку.
Он следом! Ярится, в руках уж ружьё!
Свекровь подхватилась: «Илюша,
Там дети! Не трогай покамест её!
Ты мать свою рОдну послушай!»
Дверь настежь. Ей ветер дохнул ледяной.
Не помня от страха про стужу
В одной рубашонке… «К отцу бы домой,
То зверь... Не вернусь уж я к мужу»
Дрожа от мороза, по снегу босой,
Шептала: «ВсесвЯтый, мне б силы»
Но вот показался домУшко родной,
На стук вышла мамка, спросила:
«Кто там середь ночи? Спрошу, коль решит»
Вернулась. «Якшаться мне неча.
Я те не открою, отец не велит.
Назад, мол, пущай. НедалЕче"
Напрасно Прасковья у рОдных дверей
Молила пустить, ноги сводит.
"В замужество вышла? Не то и взашей!
Отец,слышь, сказал, пусть не бродит."
И вся задубела, озноб её бьёт,
Залезла в сенцо на повети.
Да вспомнила: утром ведь тятька придёт
К скотине, убраться чтоб в клети.
И снова по снегу… Где шаг, где ползком.
Уж сил нет, забралась к соседям.
«Дак, девка то наша!» - под утро как ком
Снесли, не способну к беседе.
Без памяти... Будто совсем уж мертва,
Ни слова, ни вздоха. Воочью,
Ни мать, ни свекровка, вновь тётка родна
Молилась над ней днём и ночью.
Да травки варила, поила силком…
Не враз, оживать она стала.
Открыла глаза, огляделась. Потом:
«Как детки мои?» - вдруг привстала.
Прослышав про это, пришёл тут Илья:
«К детишкам… Пора возвращаться»
«ВсесвЯтый, что будет… Как дети… как я…
Аль с жизнью уж мне попрощаться»
10.
Излили золовки злодейство своё,
И в зимних сенях, в рубашонке
Валялась Прасковья. Летели в неё
Поленья, ковши и квашёнки.
Под утро босая, по снегу ползком
В дом рОдный. Сестра в потрясенье.
«Нет места живого! Вся чёрным углём!
Как, вставшее с гробу, виденье!»
Взглянуть на Прасковью без страха невмочь,
Черным вся черна от побоев.
"В больницу!" вскричала сестра. "Там помочь
Ей могут врачи, раз такое"
"Постой!" И Прасковья в колена отцу
(Все истины Божьи нетленны)
"Прости меня, тятя, что горе несу,
Не жду я от жизни измены"
Сбежалась больница, глаза не протрут.
Так муж вас? Заводим мы дело.
Прощать то нельзя. Посадим. Да, в суд»
Бумагой главврач зашумела.
Прасковья в раздумье: «Останется мать…
Детишки малы… Его в крАя…
И будет всю жизнь там меня проклинать…
Не надо садить, ведь, жива я!»
Дак, мать его стара, сестра – инвалид.
Мы сами осудим, что в силе.
Пущай он для них поживёт – поболит»
«Спокойней… без слёз… Да, пока упросили»
Савраска то рысью, то еле бредёт,
Уж скоро отцово крылечко.
Настречь им Илья, молча вожжи берёт
И правит. Спросить: «А далечко?»
Прасковьяовья в санях ни жива, ни мертва.
«Что будет… что Бог даст…» - моленье.
Прасковью он бережно поднял едва
И пал перед ней на колени.
И ноги обнЯл, и в слезах: «Виноват.
То было, как - будто затменье.
Не трону и пальцем,вся жизнь невпопад…
Простишь, для меня то – знаменье»
«Живуча. Как видно, ничо не берёт.
Девчонка черна, как издёвка!»
Золовка косится и молча плюёт.
«Колдунья, и всё у ней ловко…»
И крутится мамка, «неведомо чья»
Настёнка стоит на промёрзшем окошке.
Вопит и слезинушки льёт в три ручья,
Никто не подходит к зарёванной крошке.
И сердце Прасковьи не видит просвет.
«Ведь ты на несчастье своё появилась
Терпеть уж, Настёнушка, моченьки нет.
Уж лучше бы ты не родилась…»
Стряслось. И Гришутка с Настёнкой ушли на погост.
Ей годик, ему два-то года.
Немеряно горюшко встало в весь рост,
Шептала Прасковье природа.
«Глянь, солнце померкло. Немил белый свет.
Ждёт место тебя на погосте.
На этой Земле тебе жизнюшки нет,
Ты временно здесь, словно гостья»
Не раз она руки могла наложить,
Сашутка смущала ей разум.
Слегла тут свекровь, знать недолго ей жить.
Заботы нахлынули разом.
«Бог с ними… Бог с ними… Их взял от греха»
Как тень, только руки сноровко.
Свекровь ни в какую: "Пусть эта сноха!
Подайте мне... Лишь бы Прасковка»
И денно и нощно себя не щадя
Ходила она за свекровью.
Так нежно лишь рОдную мать и дитя –
Идут с распростёртой любовью.
«Прасковья поди… ухожу я… ко мне…
Прости... я ругала... корила...
Я каюся… я… в своей глупой вине…
Что сразу тебя… невзлюбила.
Ты добрая мать… и вЕрна Илье…
Остатнее время… молила…
Тебе чтоб… не худо бы было… тебе…
Судьба пред тобой… не юлила…
В огне не го…рела… в воде не то...ну..."
Глаза ей Прасковья закрыла.
Не помнило сердце свекровью вину.
"В путь с миром. О всём уж забыла»
11.
В те годы лихие пришли времена,
То с Запада дула Зараза.
Где мудрость исконна? Россия больна,
Ума все решилися разом.
Огонь да полымя. Что день - всё страшней.
То красны стреляют, то - белы.
И жизни лишают невинных людей,
И всё-то за "правое дело".
Катила повсюду кровава волна:
Ни мать, ни отца не щадила.
Хлебнула Россиюшка горя сполна,
Антихристов, знать, породила.
А те, волновать, баламутить народ.
«Вперёд паровоз!» «Дашь Земли и Свободу!»
«Рабочим вся власть! А кухаркам…» Урод,
Блаженный, не знающий броду.
Кто пил в кабаках, вдруг да стал у руля:
КожАнка, бант красный, кобУра.
И все передрались безвластье деля,
Кровинушка лилась недУром.
Порушили Храмы, святой уголок,
Прибежище совести, чести.
И каждый загрАбисто в дом свой волок,
Забывши, придет к ним день мести.
Но месиво то не задело семью,
По-счастью, катило сторонкой.
В лесничестве спрятал семейку свою
Илья, не трусливый душонкой.
Разумней Илья и спокойнее стал,
Вздохнуть бы Прасковье немножко.
Сгорел урожай, год поганый настал,
Их кормила корова, картошка.
Мор великий в тот год начал смертный почин,
По Поволжью, по Каме шёл голод,
И косил всех подряд, не взирая на чин,
Стар ли был человек или молод.
С узелком по грязи и с надеждой месил,
Городской люд от голода вАлом.
И случалось, в меже кто-то падал без сил,
Снегом - саваном их покрывало.
А весной, по большому разливу воды
Плыли трупы, пугая детишек.
Клали крест старики: "Не дай большей беды.
Упаси от чумы ребятишек"
12.
Видно, сердце Прасковье большое дано,
Всех ли горе людское тревожит?
"не без добрых людей " - то известно давно.
Обогреет, накормит, поможет.
На селе парень ногу сломал как-то так,
Молодой, и остался б калека.
Услыхала она, растолкала зевак,
И лубок. Будто Знахарь от Века.
А на самом исходе, на крАе села
Примостилась худая избёнка.
Позабыта людьми да и Богом была,
Только плач раздавался ребёнка.
В том стареньком доме лежала в бреду
Настёнка с мальчонкой. Сироты.
Не дай кому, Боже, ты большу беду,
Малы, без любви и заботы.
Прознала Прасковья. Тайком от Ильи
Ходила к детишкам. То с хлебом,
То жбан молока... Голодны не свои,
Так все мы равны перед Небом.
Кто так, кто по делу сурьёзному в дом,
Принять всех Прасковья готова.
Накроет на стол "Что Бог дал" Потом
Уж ласка и доброе слово.
13.
"Наш паровоз вперёд лети,
В коммуне остановка.
Другого нет у нас пути!"
Как знать, то чья уловка?
То ль Карла, пышной бороды
Иль прихвостня германцев?
Россия гнулась от беды
Под посвист иностранцев.
Как пели и с флагом ходили. Сбылось.
В коммуну сгоняли крестьянство.
С подворья гребли всё, и так повелось,
Где труд, а где песни и пьянство.
Под дулом, насильно, так, словно бы скот.
И где там "Гоморре - Содому"!
А кто не согласен, пускали в расход,
В Сибирь, иль с котомкой от дому.
Коммуна. Барак, комнатушка одна,
В повал на полу ребятёнки.
В другом же углу совсем не до сна,
Бодались, играли козлёнки.
Налог. Будь он проклят! Сгребал со двора
Крестьянина всё, что имелось.
А в фильмах стогласо звучало "Ура!"
Да есть-то всё время хотелось.
И в памяти хлябь. Лапоточки. Одни
Девчонки сбирали промёрзлу картошку,
Чтоб мамка Прасковья в голодные дни
Спекла бы из мёрзлой лепёшку.
Телята подохли в болезни какой,
Зарыло начальство. И еле
Тащили девчонки ночами домой.
Нельзя. Да варили и ели.
13.
Нелёгкая жизнь у народа. "Пятак"
У бабы в России. И али
От голода мёрли детишки. И так,
Зимой в холода замерзали.
Тринадцать родила Прасковья. Увы
Лишь шестеро выжило. Стойко
Прасковья сносила удары судьбы.
Что детство, что старость - всё горько.
Но кто б ни зашел в пургу или грязь
Совет даст, накормит, поможет.
А ночью пред образом встанет молясь:
"Дал Бог, не напрасно день прожит"
ЭПИЛОГ.
Бараки - коммуны, решенье жилья.
Шум, гам... керогаз и пелёнки.
Ютилась Прасковьи большая семья
В одной со скотом комнатёнке.
Россия. Страна велика, широка,
В ней много полей, да и рек.
И нет на Земле уголочка пока,
Где б "вольно так жил человек"
И вера велика - грядёт коммунизм,
И все заживут вдруг свободно -
Затмила барачную серую жизнь,
И верили в то всенародно.
А партия, пастве особо щедра,
На лозунги им не скупилась.
Штанины в заплатах, в кармане дыра,
Да вера в глазах лишь светилась.
И дети бараков, шагая в строю,
"Счастливую жизнь" восхваляли.
Гремело: "Готовы отдать жизнь свою!"
А если б пришлось, и отдали.
Прасковьюшка трудную жизнь прожила,
Прошла и "огонь и полымя".
Душа оставалась чиста и светла,
Добром же прославилось имя.