Cонеты Шекспира со 111 по 120 в переводах 2014 г

Вадим Розов-2
111.
О, друг мой, накажи фортуну злую!
Виновница моих дурных затей
Дала мне средство - гласно, напрямую
Учить манерам праведных людей;
Тем самым ставит мне клеймо на имя:
Я, как по воле злого маляра,
Себя ж кистями замарал, своими!..
Чтоб честь спасти. Как смыть мне грязь тавра?!
Поможет лишь твоё благоволенье
Изгнать грехи, как тягостный недуг.
Не покаяние во исправленье,
Не уксусный настой излечит вдруг:
Твоё сочувствие куда полезней,
Чем горечь зелья, что от всех болезней.

112.
Твоя любовь и жалость помогли
Смыть все следы позорного скандала,
Что на чело моё клеймом легли.
Спасибо, что мой грех маскировала.
Ты для меня - весь мир, но что я в нём?
Свои заслуги и проступки знаю.
Нуждаюсь я во мнении твоём,
Все остальные толки отвергаю.
Пусть канут злые голоса молвы
В глубокой бездне с их гадливым духом
Хулы, и клеветы, и похвальбы, -
Ты видишь, стал я безразличен к слухам.
Где нет тебя, там ложь и всё мертво.
В моей судьбе ты правды торжество.

113.
Оставил я тебя и вот – мученье:
Утратил чёткость вИденья мой взор.
Уйдя в себя, я вижу лишь видЕнья,
А не реальность, что глядит в упор.
И горы, и моря, и дни, и ночи,
И голуби и враны, тьма и свет, -
Всё-всё, во что бы ни вперялись очи,
Меняет быстро форму, запах, цвет.
Красоты и уродства мирозданья,
Что в мыслях, и в глазах, и на устах,
Теряют все былые очертанья,
Чтоб вновь явиться лишь в твоих чертах.
Тобой я полон так, что в поднебесной
Всю ширь тобой заполнил взор мой честный.

114.
Ужель монаршая отрава — лесть
Мой дух, тобой пленённый, так прельстила,
Что кажется, заслуг твоих не счесть
В том, что глаза мои ты научила
Из монстров и бесформенных вещей
Творить, как маг-алхимик, херувимов
Твоей любви, чтоб светоч их лучей
Зло превращал в добро необратимо?
Увы, душа моя по-царски пьёт
Из льстивой чаши самообольщенья.
Мои глаза готовят наперёд
Ей милое по вкусу угощенье.
Сперва сие питьё пригубит взгляд:
Лесть для него не самый страшный яд.

115.
Солгали мной написанные строки:
Мол, я не в полной мере полюбил.
Не знал я, что ни на какие сроки
Не скрыть мне от тебя любовный пыл.
Лихое Время рушит обещанья,
Дела и цели даже королей,
Красе предназначает увяданье,
Сбивает души с праведных путей.
Сказать в плену, у Времени-тирана,
Что полюбил всем сердцем я тебя,
Боялся, как тщеты самообмана,
И уверял в сомнениях себя.
Я знал, любовь - дитя, причем извечно,
А значит, и расти ей бесконечно.

116.
В любви для честных душ препятствий нет.
Сама Любовь союз их освящает,
Велит принять им верности обет,
С пути сбиваться строго запрещает.
Любовь как веха, как средь волн гряда,
Стоящая и в шторм неколебимо.
Она как путеводная звезда
Для корабля – морского пилигрима.
Лжёт Время, что Любовь – его раба,
Хоть от него цвет щек её зависит;
Не страшен ей изгиб его серпа:
Любовь, как стих, сродни бессмертной выси.
Кто скажет, что в сонете правды нет?
Лишь тот, кто не любил, кто не поэт.

117.
Суди за то, что скупость проявил я
В оценке всех заслуг души твоей;
Воззвать к Любви о помощи забыл я,
А наш союз уже нуждался в ней;
За то, что отдавался мыслям тайным
С ущербом для твоих законных прав,
Что парус подставлял ветрам случайным
И улетал невесть куда стремглав.
Суди за то, что жил я своевольно,
Все подозренья, домыслы копи,
Будь как угодно мною недовольна, -
Лишь ненавистью душу не губи.
Теперь сознал я, узник прегрешений,
Что преданность твоя вне подозрений.

118.
Чтоб обострить пропавший аппетит,
Мы нёбо горькой смесью возбуждаем.
Она же от болезни оградит,
Когда себя мы ею очищаем.
Я пресыщался сладостями так,
Что соус острый сам просился в руки;
Боясь недугов от избытка благ,
Внушал себе, что я уже в недуге.
Такая тактика в любви вела
От зла перееданий в грех желанный;
Поститься нас учила, как могла,
Всё та же хитрость хворью самозванной.
Пусть травится лекарством недруг мой,
Но он - серьезно! - заболел тобой.

119.
Какой настой из горьких слёз Сирены*
Я пил, -  как яд из адского котла!
В слезах я уповал на перемены, —
Конечно, к лучшему, - в объятьях зла!
Я ошибался так неблаговидно,
Как если бы удачей был забыт.
От лихорадки чувств, такой постыдной,
Глаза буквально лезли из орбит!
Нет худа без добра - точней и ярче
Не скажешь о беде, о пользе зла!
Любовь, воскресшая из пепла, жарче,
Сильнее и вернее, чем была.
Не зря себя я тратил: мне невзгоды
Сторицей возвратили все расходы.

*Сирены – (в греческой мифологии) полуженщины-полуптицы, своим пением завлекавшие моряков в гибельные места, считались также музами загробного царства.

120.
Хотя бы добрым словом помоги,
Мои ведь нервы тоже не из стали;
Меня сгибают тяжкие грехи,
И сожаленья мучить не престали.
Жестоко обошёлся я с тобой,
Но ты преодолела козни ада.
Не понимал я, занятый собой,
Что ты - лишь жертва моего диктата.
Ночь наших бед могла бы вспомянуть,
Как мы страдали в горестях паденья.
Излечит нам израненную грудь
Бальзам души - взаимное смиренье.
Грехи обоих - вроде тех расплат,
Что искупают общий куш утрат.

(Продолжение следует).