Он открывал лбом ворота в заросли райские.
Гнали. Тянулся за яблоком в щели заборные.
Ева? Ах, Ева! Грызла подделки китайские,
Веря, что муж ухватил-таки Бога за бороду.
Ева свивала свой кокон постельно-скрипучий
И под Адамом курносилась куколкой трепетной,
Корчив гримаски соцветий, игры и созвучий,
Кисти достойных Ильи Ефимыча Репина.
Виделся вылет на крыльях последней модельки.
В Рай! А куда же ещё устремляются женщины?
Бабочкой! Ради такого – поста вермишельного
Можно ещё «ну чуть-чуть» – честно мужем обещано.
Пуд соли съеденный был ещё к макаронным,
Прежде, чем кокон распался, таксойдётсвитый.
«Полночь» старуха-кукушка прошамкала сонно,
Шумно зевнув: – О-о-отче на-аш... – помни, дура молитву.
Я в твои годы была для богатых игрушкой.
Фартук, надень и на кухне порхай, если хочется…
Ева сняла папильотки, поставила мушку:
– Бабочкой стала я! Ну, же, вещунья-пророчица!
Приняла ночь, городок, развернув на ладони:
Спали дома, с фонарями обнявшись горбатыми.
Бабочку-бабу в полёте никто не догонит.
Тайны откроют, с улыбкой заборы щербатые.
Но не увидит супруга в объятьях соседки,
Хаживал в двери налево от райского дерева.
Звякали, глазки стыдливо прикрыв, статуэтки,
Глядя на плотскую радость бескрылого черева.
Лыбилась в небе Луна под фатой золотистой.
В Евином коконе что-то неверно сработало.
К женскому счастью крыльями бабочек выстелен
Путь, и ползти по нему под Адамово ботало.
Иллюстрация Василия Ситникова