Роняли свечи мед, как лепестки сирени,
И взламывался лед на реках под весенний,
Неугомонных птиц, оттаявший распев:
Оляпок и синиц, под хруст беленых дев.
И в солнечных желтках расправив космы в гривы
Стояли, чуть дыша, березы да рябины,
С сереющих полей тянулась пустота.
Четверка королей убила три туза.
All-in взяла весна, и как то равнодушно
Течет теперь тоска невнятно, сонно, душно.
А старый Никодим играет словно бог,
Он за столом один и четверо щенков.
Желая победить, удачею блистая
Он переходит в прыть, за ним шальная стая…
Но бесполезен блеф, у Никодима фарт,
Кидает карты Серж, подвел его азарт.
И мы, уже, вдвоем весенние флюиды
С вином нагретым пьем, копя в себе обиды.
А Никодиму прет, ему семнадцать лет,
И шестьдесят еще забыты от побед.
Вот третий - Саша, встал, как все он равнодушен,
А, что внутри пожар, то он ему послушен.
Хороший он игрок, но так тому и быть…
Подмигивает Серж – Ему не пережить.
На стол мы вкось глядим, и впереди эпоха,
Там каждый нелюдим, там каждый ждет подвоха.
Остался Сидельман, ему под пятьдесят:
Эстет и скрытый хам, приверженец атак.
Давай брат Никодим, везет тебе сегодня,
А Сидельман роним, прищурился притворно.
Его б как кабана на номер затащить,
Прикинуться муллой, а после пафос сбрить.
Но Сидельман игрок – хитер, непроницаем,
Удачу взял в залог, и с нею карты знает.
И каждому игла - его манера злит,
Как хочется ему подсунуть динамит…
Разнервничался дед, не выдержал напора,
Роняли свечи мед, и Сидельман проворно
Монеты в центр стола, небрежно, пядью сдвинул,
И роза зацвела в его щеках обильно.
Не скрыть расклада муть – заведомо силен,
И надо бы рискнуть, но жребий предрешен…
В расчетах Никодим запутался не кстати,
И Сидельман уже, почти, на пьедестале.
- Откроемся. На все – вдруг режет Никодим,
И Сидельман не ждет, он вновь не победим.
Он бережет тепло успеха в хладнокровье,
Но выдает его, небрежность в этом споре…
И словно бы блоху, иль муху прочь с сукна,
Мизинцем пыль смахнул и карточки туда:
Открыл все по одной размеренно и чинно,
Зевотою поплыл, привычно и безвинно.
- Ну, что ж опять облом, его слегка трясет,
Вам повезет потом, на старый новый год...
Но Никодим как сыч глядит и не моргает,
И лысина его под абажуром тает.
Поправив груз очков, привстал чуть наклоняясь,
И карты по одной, и по порядку в масть:
С десятки до туза на карты Сидельмана,
Прибил и пригвоздил, и отшатнулся пьяно.
Обрушилась гора! Явился ревизор!
Стеклянные глаза, спокойствие, укор…
Улыбка наконец, растянута как скатерть,
И Михаил к окну… ступает как на паперть.
Сочувствие к нему мы лживостью таим,
Но смотрим свысока как нервно Никодим,
Как рыбка на крючке и альпинист на круче
Вибрирует в тоске, сгребая деньги в кучу.
На нас он бросил взгляд ехидно, но не зло…
А утро серость льет в озябшее окно.
Михайло деловой, прокручивает… грезит,
Сопит нахмурив лоб, смеется и не верит.
- Не может быть, друзья, здесь проявился бес,
Вильнул хвостом падлец, и тихонько исчез.
А, впрочем это все не шахматы а покер,
Вот, старый Никодим, гляди, ему все по…ер.
Смеется Сидельман – ему не пережить,
Смеется Никодим – он может одолжить…
Ронял рассвет полет весеннею порою,
Над речкой плакал лед, в ушах бил шум прибоя.
Все замолчали вдруг, и глянули в окно,
И каждый о своем... Почти, уж, рассвело.