Монахи проведали, что у аббата есть сын, младенец. Пригрозили, что выдадут.
Испуганный аббат решает утопить ребенка, но потом, чтобы заставить монахов
наверняка замолчать, требует, чтобы они это сделали сами.
Предлагает большие деньги.
Свершилось! Монахи гуляют в таверне.
Пьют, едят... Не знает страха
Брюхо жирное монаха.
В скором времени, наверно,
Оскудела бы таверна.
Только вдруг, в какой-то миг,
Звук таинственный возник.
То ли это — плач ребенка,
То ль — мяуканье котенка,
Что-то жалобное — в звуке,
Полном ужаса и муки.
И тотчас — мороз по коже,
У монахов никнут рожи,
Зуб на зуб не попадает...
Голос стонет и рыдает.
А в окне, мертвым-мертва,
Закачалась... голова.
Кто-то взвизгнул: "Злые духи!"
И за крест рукой. Глядит —
Вместо оного на брюхе
Ручка детская висит.
Каждый глянул на свой крест,
Тут же все вскочили с мест,
И гурьбою — за порог,
Причитая "С нами Бог!"
Вот скрипучие ступени,
Вот пустырь — и в лунном свете
Сворой черных привидений
Мчатся вдаль герои эти.
Дальше, дальше страх их гонит,
Не дает остановиться,
Голос уж давно не стонет —
Он звенит, как чудо-птица!
Спины мокрые от пота...
— Стойте, братья! Нету мочи!
Дальше — черное болото!
...Смех волшебный лунной ночи.
------------------
С той поры стоит, заброшен,
Монастырь. И в старых башнях
Гнезда вьют себе вороны,
Да ночами кычут совы.
А в лесочке монастырском
Черных жаб поразвелося!..
Выползают из трясины
По ночам — и до рассвета
Будто молятся. Трясутся,
Да слова молитв не вспомнят.
Только так — не каждой ночью.
Как наступит полнолунье,
Мальчик в белой рубашонке,
Босиком, простоволосый,
В этот лес ночной заходит,
Черных жаб в лесу находит,
И, как выводок гусиный,
Он их гонит хворостиной —
Гонит в черное болото,
Чтоб их духу не осталось!..
Говорят, что это сказка —
Этого никто не видел,
А не видел — пусть не врет!
Нам слова их — не указка,
Мы на это не в обиде,
Кто захочет, тот поймет!
Старики про это знают
И рассказывают детям.
1971