В 2007 году Московская городская организация Союза писателей России, фонд "Литературный фонд Петра Проскурина" и журнал "Русский колокол" проводили международный сетевой поэтический конкурс "Открытие".
На конкурс поступило около пяти тысяч заявок со всех концов света. В финал вышли 27 авторов, из которых и была отобрана первая тройка. Победителем конкурса была признана москвичка Ольга Дернова, на втором месте - Елена Соснина из Нью-Йорка, на третьем - ростовчанин Александр Сидоров (Фима Жиганец).
(Из аннотации к сборнику "Открытие", 2008)
****************************************************
БАЛЛАДА О ДРАНОЙ ДУШЕ
А всё случится так наверняка
(Сценарий немудрён и неизбежен):
Господь проснётся, выпьет молока,
Вкусит того, что сам послал себе же,
Раскрывши пухлый кондуит в раю,
Скользнувши взором вниз по списку грешных
И ткнувши перст в фамилию мою,
Господь на ней поставит крест неспешно.
Как из бутыли сказочный колдун,
Потрёпанный, помятый и усталый,
В две тысячи нечёсаном году
Душа взлетит, освобождая тару,
И тело, словно надувной матрас,
В который ненароком ткнули вилкой,
Скукожится – и Богу всё отдаст,
Как малышу - его свинья-копилка.
Всё-всё отдаст: несбывшиеся сны,
Блуждания по дебрям книжных знаков,
Тяжёлый крест всегда любить иных,
А не безмозглых кукол Пастернака;
Всё изрыгнёт гнилое естество:
Мой страх, мои чуднЫе суеверья,
Мои припадки счастья – оттого,
Что горлица изящно чистит перья,
Впорхнув в моё раскрытое окно
И сев на бледный бюст Шакеспеара…
Всё, что трагично было и смешно,
Уйдёт из жизни, словно не бывало.
Но Тот, кто Божий промысел вершит,
В срок отведённый обнажая жало, -
К хвосту моей ободранной души
Привяжет всё, что ей принадлежало.
И в бездну неба от земных невзгод
Ночной порою или спозаранок
Душа рванёт, как ошалевший кот
Со связкою пустых консервных банок.
Она задаст такого стрекача,
Что заглушит унылый хор стенаний,
О встречные кометы грохоча
Жестянками моих воспоминаний.
И ключника едва не сбивши с ног,
Душа ворвётся в щель меж райских створок,
И нА руки поймает душу Бог,
И строго вопросит: «Пошто так скоро?
Пошто ты учинила кутерьму,
По космосу грехами тарахтела?
Ведь ежели раскинуть по уму,
Тебя бы – в пекло прямиком из тела».
Потом потреплет душу за ушкО
И вымолвит: «Считай, что пофартило;
Мурлычь, лакай парное молочко…
Небось, не Гитлер. Чай, не Чикатило».
............
МГНОВЕНИЯ
И узрел я крылатого Джабраила; и кивнул Джабраил мне
рассеянно, как умудрённый хаджи бредущему мимо дервишу.
И вошёл я в смерть, и началось время смерти.
Аль-Шукир ибн Содир ас-Сиддик
...
Словно лев, одряхлевший в неволе,
Хищной памятью все мы храним
Юных лет изумрудное поле
И звенящее солнце над ним.
Что мы помним? фрагменты, детали...
Только целого нам не вернут.
Почему мы часов не считали,
Почему не жалели минут?
Как мы верили в мудрые книги,
Как усердно скрипели пером!
И неслись наши миги, как МИГи,
На далёкий свой аэродром.
*
а в эти мгновения
мы с юными снобами
жевали склонения
хрустели основами
и лопали ложками
премудрость стилистики
а буковки блошками
скакали на листики
*
Юность, как мезозойская эра:
Сладкой патокой время текло;
И жила в нас наивная вера,
Будто время - добро, а не зло.
И для скромника, и для нахала
Плыли медленно дни и года;
Нежно молодость нас колыхала,
Как карасика в банке - вода,
И гудели медовые пчёлки,
И тепло ворковал голубок...
Мы не знали, что счётчик защёлкал
И мотает секунды в клубок.
*
а в эти мгновения
с прилежными клушами
о сумрачном гении
мы лекцию слушали
немного туманную
слегка монотонную
про жизнь его манную
про жизнь его томную
*
Хватит Вечности всем для ночлега;
Я ещё не готов - а пора б.
Жизнь - всего лишь большая телега,
Как сказал наш Великий Арап.
И мелькают весёлые спицы,
И мелькают вдоль тракта огни,
И вспорхнули испуганно птицы,
Упорхнули испуганно дни,
Пролетели мосты и заставы -
И в ночи только звёзды одне...
Жить и жить бы; а я уже - старый,
В неприветной, глухой стороне.
*
но в эти мгновения
паду на колени я
сойдёт просветление
уйдут сожаления
что вытоптал годы я
как Трою данайцы:
смерть - пахнет свободою!
Так пусть начинается.
.............
КОГДА НАМ БОГ ПРОЧТЁТ СВОИ СТИХИ
Когда нам Бог прочтёт свои стихи,
прикладывая их, как лопухи
к разодранным локтям, к саднящим душам, -
рыдания на Бога мы обрушим.
Обрушат слёз клокочущие лавы
несчастные питомцы жалкой славы,
земной любви великие вампиры:
гомеры, данты, шиллеры, шекспиры…
Сияньем слов Небесных ослепляем,
на спице Божьей блудным баттерфляем
затрепещу и я, во время оно
пытавшийся сойти за махаона.
И лишь Арап растянет рот пошире:
«Так значит, не горячка; а грешили.
Генварь, мороз, во мне - кусок металла…
Я думал, это Смерть стихи читала».
............
МОЛИТВА
Господи, прости её, красивую -
за мужчин, что взглядами насилуют
и пускают слюни похотливые;
Господи, прости её, счастливую
и далёкую от наших дел греховных,
за убогих, жалких и психованных
наших женщин с лицами плаксивыми -
тоже бывших некогда красивыми,
но измятых жизнью проклятущею;
Господи, прости её, цветущую,
с влажным взглядом, бархатною кожею,
на земных красавиц непохожую,
за морщины, шрамы и оплывшие
щёки, о румянце позабывшие,
за кривых, горбатых и юродивых
и за всех, что выглядят навроде их,
за ожоги на душе и коже
ты прости ей, всемогущий Боже.
Господи, прости её, любимую:
бьёт она, как белку в глаз дробиною
лупит сибиряк - без сожаления;
перед нею грохнусь на колени я,
хлынут горлом горькие признания -
и скончаюсь, не придя в сознание.
А она, воздушная и нежная,
примет эту смерть, как неизбежное,
только хмыкнет: эк беднягу скорчило -
хорошо хоть, шкурка не попорчена;
томным взором под ноги уставится...
Господи! прости её, красавицу.
...........
ИЗ РИФМЫ ВЫЙДУ, ТИХО ДВЕРЬ ПРИКРОЮ
Из рифмы выйду, тихо дверь прикрою,
И на крыльце накатит грусть-печаль…
Там, недалече, греки топчут Трою,
куда-то тащит Моцарт скрыпача;
трусцой на зАмок прёт Бирнамский лес;
весь в бусах, черномаз и размалёван,
по Питеру с копьём наперевес
бежит зулус и кличет Гумилёва;
Илья сшибает наземь свистуна,
Давид поёт псалмы царю седому,
а облако летит к родному дому:
штандартенфюрер, ин дер люфт – весна!
Нет правды на земле, скулит Сальери,
а впрочем, выше – та же чешуя…
Я в рифму возвращаюсь; скрипнут двери –
и летопись окончена моя.
Народ безмолвствует. Он белый, как спина,
и, в принципе, ему по барабану.
...........
ОХОТА
Утро рдеет ли в высях, небесная кровь ли
истекает по куполу, звёзды смывая...
Восприяли начало звериные ловли,
рвутся своры борзых, как орда кочевая.
В захоронках кричальщики чутко застыли,
гулко бьются сердца о кресты на гайтанах;
забран лес отдалённый в тенёта густые,
и лихие охотнички в красных кафтанах
погоняют коней своих скорым побегом
в направленье сетей, что искусно сокрыты;
в топком поле осеннем, серебряным снегом
поутру припорошенном, вязнут копыта.
Не спастись, захлебнувшись кровавою пеной,
от весёлой гоньбы легкоступным еленям*:
мечут стрелы наездники в дальность отменно,
и, наждавши в размер, подсекают колени
убегающей жертве арканом змеистым;
режет глотку секач, и на лезвии плоском
луч багряный играет, и свита со свистом
мчит к добыче, коней ожигая внахлёстку.
Переклич удалой над полями несётся,
разлетается вширь над округою всею
за окраины леса, где сонное солнце
золотит чешуи превеликого змея.
Дремлет змей, и тяжёлые веки прикрыты,
словно раковин створы; и в панцирь одеты,
два змеиные зрака, как две маргариты**,
полыхают во тьме чрезъестественным светом.
Гулкий топот и лай, звонкий хохот и кличи
растревожили змея; навстречу восходу
вскрылись веки, и ноздри, учуяв добычу,
раздуваются... Змей начинает охоту.
..........
КОРОЧЕ, ПРЫНЦ
Поменьше пены, прынц, и не груби,
Не верещи: «To be or not to be?»,
Не тычь мне в нос ни черепом, ни шпагой.
В моей свинцовой северной стране
С кем биться, с кем кутить, до фени мне –
Что с прынцем, что с последним доходягой.
Среди паскудства, нищенства, дерьма
Я не сопьюсь и не сойду с ума,
А буду жить довольно и счастлИво.
Вот о Гекубе разве что всплакну
Да матернУ угрюмую весну
Холодного норманнского разлива.
Ты хочешь откровенно? Получи!
Мне всё здесь мило: жертвы, палачи,
Могильщики, калеки, душегубы,
Монашки, шлюхи, зАмок, скотный двор…
To be, мой прынц, и никакого or!
Да, если честно: что мне до Гекубы?