Век перевода. Антология русского поэтического перевода ХХI века. Выпуск 3
Водолей Publishers, 2012 г., 624 стр., 978-5-91763-095-3
http://www.knigo-poisk.ru/books/item/in/976259/
Адела ВАСИЛОЙ. (Кишинев)
1. Эрнест Доусон (1867-1900). С английского, "Осеннее"
2. Уистен Хью Оден (1907-1973). С английского, "Похоронный блюз"
3. Уильям Хейнс Литл (1826-1863). С английского, "Антоний и Клеопатра"
4. Юджин О'Нил (1888-1953). С английского, "Свободен"
5. Эдна Сент-Винсент Миллей (1892-1950), С английского, "Тебя забуду, дорогой"
6. Роберт Т. Андерсон (1880-1960). С английского, "Рабле"
7. Жан Экар (1848-1921). С французского, "Средиземное море"
8. Аркадие Сучевяну (р. 1952). С румынского, "Империя песка, Сахара"
9. Аркадие Сучевяну (р. 1952). С румынского, "Библейский хоспис",
10. Аркадие Сучевяну (р. 1952). С румынского, "Архивы Голгофы"
11. Аркадие Сучевяну (р. 1952). С румынского, "Морская рыба"
12. Альфред Маргул-Шпербер (1898-1967). С немецкого, "Дорога".
1. ОСЕННЕЕ Ernest Dowson (1867—1900)
Пал бледный отблеск янтаря,
На рыжих клёнов бал, как приз,
Закатный веет мягкий бриз...
В денёк пригожий октября
Мы лету не шепнём: вернись!
Пусть осень станет частью нас!
А сумрак сердца, вечер года,
В единый мрак сведёт природа...
Так сладок для любви подчас,
Но ложь и тьма - одной породы.
Нам дома лучше, скажешь ты,
Считая Осень скучной дамой.
Что ж, урожай богатый самый
Не стоит радостей мечты?
Ночь хороша, не делай драмы!
Жемчужный горизонт таить
Недолго будет ночь и зиму,
Природа вскоре примет схиму,
Любви придётся уходить
В ноябрьский сон, как пилигриму...
пер. 12.09.2010
2. ПОХОРОННЫЙ БЛЮЗ. Уистен Хью Оден (1907-1973)
Долой часы, и к чёрту телефон,
Псу бросьте кость, пускай не брешет он!
Уймись, рояль - ночных тревог там-там
Скорбящим возвестит, что он уж там...
Пусть самолёты в небе чертят след,
В котором: «Умер друг!» и "Это бред!"
Пусть траур голубей печалит нас,
Перчаткам копов сменят пусть окрас!
Он был мне Юг и Север, благовест,
Восток и Запад, и судьба, и крест,
Он был мне песней, отдыхом, трудом...
Я думал, чувствам вечность нипочём.
Зачем на небе звёзды – всё обман!
Леса - в расход, пусть сгинет океан,
Светила пусть на части разберут,
И не к добру слоняться даром тут...
пер. 03.11.2009 - 11.11.2011, Кишинёв
3. АНТОНИЙ И КЛЕОПАТРА
Уильям Хейнс Литл (1826 – 1863)
Гибель, о Египет, гибель
Грянет алою волной,
Тени тёмные Плутона
Вскоре явятся за мной.
Не рыдай по мне, Царица,
Прошлых дней не вороши,
Тайну лишь тебе открою
Изболевшейся души.
Легионы ветеранов
Не услышат клич орла,
И моих галер останки
В Акциуме* — волей зла,
Хоть никто за мной не встанет,
Стража не придёт на зов,
Триумвиром, сыном Рима
Смерть свою принять готов.
И не цезаревой своре
Издеваться надо львом -
Наповал сражён любовью,
Сам пронзит себя клинком.
Он на нежность Клеопатры
Променял суетный мир,
Честью пренебрёг и славой,
Гордый римский триумвир.
Знаю, плебс мешает с грязью
Римский дом и образ мой,
Где Октавия, супруга,
Жизнь влачит свою, вдовой.
Передай ей, Клеопатра,
То, что видел мой авгур -
Сына нашего, на троне,
Разодетого в пурпУр.
Ну а ты, моя колдунья,
Освети стигийский путь,
И сожги огнём улыбки
Смертную тоску и жуть.
Цезарю оставлю арки,
Лавры, блеск его мечей,
Что сенатские триумфы
Пред лучом твоих очей!
Гибель, о Египет, гибель!
Слышу возгласы врагов,
И стремительней кинжала
Топот дробный их шагов.
Чем в бою, нет слаще смерти,
Сердце, бег свой укрощай...
Да хранят тебя Изида
И Осирис... Рим, прощай!
пер. 08.04.2011
4. СВОБОДЕН. Юджин О Нил (1888-1953)
Шумом толпы утомлён я - мучил вниманьем народ,
В море мой гнев словно тонет, дух во весь голос орёт.
Прелестью сыт городскою, чудной мечты пилигрим,
Морей синевою грежу с тоскою...
Где ты, мой старый Гольфстрим?
В танце, безумию вторя, ты ни о чём не жалей
Жизни вино, свой позор я пил и платил без затей
Отдых в волнах предвкушаю - дух увлекает меня,
Где радуги тают, в брызгах играют,
Вдаль поцелуем маня.
Хей-хо, оставьте сомненья! Палуба в пене – ура!
Хриплым рычаньем и пеньем встретит команда с утра.
Помнить о тех, кого любим? Сбросив оковы забот,
Мы всё позабудем... в море остудим
Головы - ветром свобод!
пер. 21.02.2008 - 05.12.2010
5.ТЕБЯ ЗАБУДУ, ДОРОГОЙ . Эдна Сент-Винсент Миллей
Тебя забуду... мне милей свобода,
Используй этот краткий день сполна,
И месяц краткий, краткие полгода,
Пока меня не унесла волна.
Забуду всё, а нынче неохота,
Противиться тебе я не смогу -
Ты так прекрасно лжёшь, сама Природа
С тобою заодно... и я солгу!
Была бы рада, будь любовь навечно,
И клятвы не были б на краткий срок,
Но в жизни всё так хрупко, быстротечно,
И сей капкан мы называем – рок.
Искать ли нам любовь - до помрачения?
Абсурд и блажь - с научной точки зрения!
пер. 05.06.2010
6. РАБЛЕ. Alexander Anderson (1860—1918)
Люблю мусью Francois Rabelais* -
Француз-остряк и алкоголик,
Кто прихвостней, навеселе,
Смешил без устали до колик.
С достоинством нёс толстый зад,
Разя словцом - знал в шутке смак -
Домой смывался невпопад...
Фальстаф средь земляков-писак.
В среде грацильной Фенелон,
Легко скользя, искал гармоний,
Расин, монархом отчуждён,
Скончался вдруг, без антимоний.
Мольер собратьям угодил,
Тем, что кривлялся для потехи,
И как Аристофан, твердил -
Сплин душат смехом, без помехи.
Насмешник тех времён Вольтер,
Что ставил всё под подозренье,
Сарказма пикой, например,
Колол богов и провиденье,
Но даже этот острослов
Не вымолил у них секрета
Lustspiele* - для больших умов,
Как Рихтер нам поведал это.
А вот Rabelais — клянусь Христом! -
С ухмылкой на пунцовой роже,
Так пощекочет Вас словцом,
Как будто пальчиком по коже.
Ему попы да короли
Служили пищею для шуток,
А лучший повод нужен ли,
Для песенок и прибауток?
Случалось всё - в его года
Не поскользнуться очень сложно -
Болтал такое иногда...
И рассказать-то невозможно!
В старо-французской упаковке
Невинно выглядел товар,
Хотя святоши очень ловки,
Глубок был истины навар.
При всём при этом, он вам люб,
Маэстро шуточных дуэлей,
И смех, и грех срывали с губ
Большой Гурман с Пантагрюэлем.
У Жана - пиковая масть,
Монахом был насмешник дюжий,
Врагам он драил ряхи всласть,
Хоть с виду вроде неуклюжий.
«Зачем ругаешься, брат Жан?», -
Журил его дружок, бывало.
«А чтоб украсить свой фонтан, -
Смеялся, - слов приличных мало!»
А Худ донёс до немцев весть,
Что Лютер, в гордых монументах,
На Жана был похож... но есть
Нужда в серьёзных аргументах.
A nos moutons*, без экивок,
Моя задача — поиск сути
Весёлой жизни выпивох
Пантагрюэлей... А кто судьи?
Ведь, inter nos*, Rabelais не прост,
И в шутке, будто недалёкой,
За смехом зрим идей подрост
С другой — серьёзной подоплекой.
Иначе мыслил Пьер Дюпон,
Он видел в той soif* безбрежной,
Всех мудрецов былых времён
Лишь отголосок жажды прежней.
И восхваления вину,
И пыл Вакхических воззваний,
Минерве ставил он в «вину»,
Которой надо возлияний.
Тогда Francois мне ясен стал
С его учительской ухваткой -
Урок великий преподал,
Не в лоб, не по лбу, а украдкой,
Я понял, что его мораль
С "Le Grand Peut—еtre"*, не мистична...
Смеясь, поднимем свой "грааль"
Пантагрюэлево-этично.
Ну чтож, buveurs*, мои пьянчужки,
Испейте мудрости Минервы,
Мигает нам сова из кружки -
Не будем теребить ей нервы.
Итак, parlons de boire* — налей!
Le bon Dieu* добавит пойла.
Святой Обжорий, не наглей,
За мудрость мира пьем... из стойла!
* - Francois Rabelais - великий французский писатель-сатирик эпохи Возрождения, классик литературы.
* - A nos moutons (франц.) - к нашим баранам (вернёмся) - французская поговорка.
* - inter nos (лат.) - между нами.
* - soif (франц.) - жажда.
* - «Le Grand Peut—еtre» (франц.) - "Великий Может-Быть" - по легенде,
Франсуа Рабле сказал перед смертью: "иду на свидание с Великим Может-Быть".
* - buveurs (франц.) - выпивоха.
* - parlons de boire (франц.) - коль речь о выпивке.
* - Le bon Dieu (франц.) - добрый Бог.
пер. 11.12.2010
7. Средиземное море. Жан Экар
Обитель тёплых вод, пруд неги и покоя,
Большое озерцо - перелетят вполне,
Без страха, стаи птиц... Кудрявых пиний хвоя
И вайи пальм, дрожа, зеркально льнут к волне.
Заливы кружевным шитьём блестят, как ризы,
А галька с берегов сверкает серебром,
Латинский парус смел - презрев твои капризы,
Плывёт, как лебедь горд, к мистралю* став ребром.
Ты Амфитриты лик являешь, светлокосой,
Твой тонкий пеньюар приоткрывает нам
Узор изящных вен на спящей плоти росной
Под рюшами из пен, скользящих по волнам.
Ленивый томный жест – и небо, обмирая,
Стремится вниз сойти, с тобой возлечь тотчас,
И ты, как в забытьи, поёшь, зачем – не зная,
Пока постели шёлк соединяет вас.
Достаточно ль тебе быть зрелой и красивой,
Чтоб солнцу подставлять беспечно наготу,
Когда не хочешь, чтоб зефир крылом, игриво,
Тревожил зыбкий сон и прочь прогнал мечту?
Надоедает нам шумов неясных трепет -
То знает Океан, и каждый день свои
Строптивые валы за гривы властно треплет,
А ты глядишь, смеясь, и млеешь от любви!
* мистраль — холодный северо-западный ветер, дующий с Севенн
на средиземноморское побережье Франции в весенние месяцы.
8. Аркадие Сучевяну (р. 1952). С румынского, "Империя песка, Сахара"
Сахара поглотила нас живьём,
Пропахли мы Помпеями и лавой.
Песок, песок в зубах - сухой отравой,
Песок глотаем и верёвки вьём.
Но Апокалипсиса пыль-песок
Растёт, как плотоядная лиана
И душит нас, и пожирает рьяно,
И целит пастью без лица в висок.
Песок течёт струёю без конца,
Рождая миражи в глухой пустыне,
Творя Сахары образ на картине...
Как будто бы эмблема для венца,
Маячит маской монстра-мертвеца
Та Башня Вавилонская доныне.
9. Аркадие Сучевяну (р. 1952). С румынского, "Библейский хоспис"
Неблагодарная работа - не причуда,
Нас облучать обязан неспроста...
Глаз строит оттиск, предают уста,
Всегда в трудах, усердный наш Иуда.
Он хочет чтоб, души раскрыв заслонку,
Под объективом ощущали боль...
От чувств, идей и мыслей дать пароль:
Затвор открыт, всё заснято на плёнку.
Клиентов хоспису хватает - тщетны споры,
И нет таких, что вовсе без изъяна -
Найдётся опухоль, пятно иль рана...
Веками долгими мы слышим из-за шторы,
Елейно-ржавый голосок притворы:
Очередной... Крест пуст и под охраной!
10. Аркадие Сучевяну (р. 1952). С румынского, "Архивы Голгофы"
Архивы Голгофы 1.
Голгофы архиварий от нас недалеко -
В строениях, где стены в испарине кровавой.
Во всех веках распятые рыдают там оравой,
И раны мироздания укрыты глубоко.
Войти туда возможно лишь через чёрный ход,
Там ангелы в подвалах ведут реестр секретный,
А тем, что на крестах - глоток воды заветный,
Предательством воняет... там царство мёртвых вод.
В палате гробовой - аншлаг и кутерьма,
Там со времён Христовых не видно перемены,
Хоть не хватает кадров для сектора "Измены",
Но ангелы работают, и веселы весьма.
Им платит архивариус за труд совсем не худо:
Бесценным серебром с чеканкою Иуды.
Архивы Голгофы 2.
Дожди и холод. Дождь в архивах, Отче.
От ангелов нет спасу нам, поверьте -
Живыми нас заносят в фонды смерти,
И град надгробий сверху сыплет нонче.
Душа цепляется за плоть несмело,
Из пальцев глины сок течёт к истоку,
Но Милость Божья не грядёт до сроку -
Мы ждём Седьмой Трубы и Азазелло.
От преподобных крыс так много писка,
По сейфам - звон серебряный о вере,
Божественной любви... но в полной мере
Лишь бедность и порок цветут без риска.
А крест стоит... не в виде обелиска -
Распятием для мук, в любом размере.
Архивы Голгофы 3.
В пещерах нижних светятся огни,
Там делаются оттиски с Идеи,
Мозги полощут, ходят фарисеи,
Венцы терновые плетут - взгляни!
Где "Тридцать Сребренников" арт-салон,
В конклаве собрались для прений хряки -
Там судят мнения, лелеют враки,
Стоит петуший ор и склянок звон.
А в форуме, их шеф Пилат (с усами),
Средь женоликих восседает прочно.
И ставит визы в паспортах заочно:
"Распять!" - под свиты мёртвыми глазами.
Ты видишь ли его? Тот мелкий тип...
Он часто моет руки - нервный тик.
11. Аркадие Сучевяну (р. 1952). С румынского, "Морская рыба"
Без чешуи, унижен полной мерой,
Надеялись, что от болота тоже
Не отличу морей... на жёстком ложе
Почистили живьём, рукой умелой.
И в водах мутных, с горем и холерой,
Надеялись - без гордости и кожи -
Воскликну, обезумев напрочь: "Боже!
Я вижу твой алтарь под мутью серой!"
Но я был жив! Кричал, что пахнет серой,
Гнилой бесовской догмой на рогоже,
А боги в этот грязный пруд не вхожи.
Кричал, что я не ящер, и похоже,
Чешуйки серебристые на коже
Растут, ухожены мечтой и верой...
12. Альфред Маргул-Шпербер (1898-1967). С немецкого, "Дорога".
Я помню, прежде здесь качались травы,
Луг был опутан сетью певчих троп,
И каждый песню выбирал по нраву -
И весельчак, и хмурый мизантроп.
Но лишь одна тропинка, звонче прочих,
Правдивой нотой прочила успех,
Мужчин, до тысяч подвигов охочих,
Она влекла стократ сильнее всех.
А время шло... тропинки зарастали
Полынью горькой, да под ветра вой,
И лишь одна вела в чужие дали -
Свидетельница драмы вековой.
И луг был обречён, чтоб дать ей место...
Она в бескрайность путников вела,
Росла и хорошела, как невеста,
И гибким телом Землю обвила.
Кто ж первым шёл по девственному лугу,
Кто первым слышал пение сивилл?
Дорогу проложил себе и другу,
И всем другим, кто пенье уловил!
Быть может, это песня колыбели?
Чужих кошмаров груз давил, во сне...
Он в ароматы рощ и птичьи трели,
Как в море окунулся, по весне.
Наследник поздний, по дороге торной,
След в след ступая, я ушёл за ним,
И пульс ловил сквозь времени валторны,
С его приветом тёплым и родным...
С тобою, брат, мы обошли полмира,
Тоску по Родине храня в груди...
И к лугу мёртвому зовёт нас лира,
И сердца метроном стучит: «Иди!»