калачиком уснувшее чужое
с молитвой просыпается в раю.
дыханием своим не беспокоя,
о, господи, я так его люблю.
сидела бы у ног слепую вечность,
сплетала из мгновений васильки.
о, господи, даруй мне человечность
беспамятства – ладони не близки,
колени не преклонены, а губы,
а губы холодны – целую лёд.
ты выведешь из смерти прямо в люди,
калекой, что безумная бредёт,
расшаркивается глупою улыбкой,
кивает, как старуха, головой…
о, господи, даруй мне жизни зыбкой,
но только без притворства слыть живой.