***
Первая капля дождя зазвенела
и переполнила чашу молчанья.
Там, где в судьбе оставались пробелы —
выросли строчки любви и печали.
Полночь рассыпала звёзд серебро —
дорого хочет купить мою душу.
Я отпускаю на волю ветров
всё, что в своих кладовых обнаружу.
***
Дождь вырвался из плена облаков,
Запрыгал — посмотрите-ка, каков!
Взломал свою небесную тюрьму.
И пляшется, и плачется ему.
Мой водный знак, самой стихии брат!
Нет никаких нигде ему преград.
Скосил глаза куда-то на висок
и пишет что-то мне наискосок.
А что в письме? Размытая строка...
Течёт любви условная река.
Живой воды таинственная власть
на мертвенную сушу пролилась.
Не плачь, мой дождик, лучше попляши,
расплёскивая жалобы души.
О сколько слёз! Прими же их, внемли,
жилетка безразмерная земли.
***
В эту дырявую насквозь погоду
я как под душем бродила одна,
в улицу, словно в холодную воду,
погружена, никому не видна.
Жизнь потемнела, всё кончено будто.
Встали деревья, дома, чтоб уйти.
Дождь моросящий следы мои путал
и зеркала расставлял на пути.
Всё приводил он собою в движенье,
правдою жеста зачёркивал ложь.
Дождь с необычным воды выраженьем,
чистым и синим сверканием луж.
И открывались мне улиц улики,
встречной улыбки несмелый цветок...
Блики на лицах, пречистые лики,
капелек хлебет и струй кровоток.
В лунную глубь человеческой ночи
падало с неба как в руки ранет,
противореча, переча, пророча -
влажное да - пересохшему нет.
***
Дождь неизбывно шёл четыре дня,
пронизывая стрел своих уколом.
И всех прохожих он объединял
прозрачным серебристым ореолом.
Род близости — промокшести людской!
Казалось, дождь идёт над целым миром —
так щедро он делился с ним тоской
и бурных слёз своих роскошным пиром.
Рождалась душ таинственная связь
и встречи взглядов — тайной пантомимой.
Одни сдавались, робко потупясь,
другие же скользили гордо мимо.
Но не решался ни к кому никто
приблизиться, и тысячи мечтаний
вдаль уплывали, скрытые зонтом,
неузнанные в дымке и тумане.
Дождь землю омывал в своей крови.
Людских сердец вершился поединок...
Роскошное излишество любви,
как хлеб насущный, нам необходимо.
***
Тождество дождливых капель,
пляска плеска, торжество.
Танец струй, как танец сабель,
с диким племенем родство!
Я лечу, раскинув руки,
под небесный тёплый душ,
в рук твоих спасаясь круге –
тождество продрогших душ.
***
Кончался дождик. Шёл на убыль,
последним жертвуя грошом.
И пели трубы, словно губы,
о чём-то свежем и большом.
Уже в предчувствии разлуки
с землёй, висел на волоске
И ввысь тянул худые руки.
Он с небом был накоротке.
О чём-то он бурчал, пророчил,
твердил о том, что одинок...
Но память дождика короче
предлинных рук его и ног.
Наутро он уже не помнит,
с кого в саду листву срывал,
как он ломился в двери комнат,
и что он окнам заливал.
***
Я столкнулась с дождей беспределом.
Мир захлёбывается в дождях.
Извиваясь чешуйчатым телом,
пляшут бешено на площадях
их дождинки, дробинки, сардинки...
Обретая вселенский размах,
превращаются в градинки, льдинки,
бьют чечётку на головах.
И жила несусветная сила
в тонких жилах химеры босой.
Беспредметная ярость сквозила
и косила, как будто косой.
Только краешек выглянул солнца -
дождь беспомощен стал и нелеп.
Был похож на косого японца,
а потом и подавно ослеп.
***
Как этот дождь идёт в охотку!
О упоительные струи!
Я влюблена в его походку,
пощёчины и поцелуи.
Дождь с серебристыми висками,
с косящим глазом из поднебья,
дождь вперемешку с облаками
и с радуги великолепьем...
Я задержусь в твоих секундах,
я растворюсь в твоей купели,
в осколках маленького бунта,
в прозрачном невесомом теле.
И буду плыть в твоих потоках,
дробясь на крохотные части,
где всё — как Лета у истока,
где молнии — как вспышки страсти...
***
Какой-то допотопный ливень -
как тот потоп, что после нас.
Струя сверкает, словно бивень,
и брызги радуги из глаз.
О капель мятных облегченье!
Сольёмся, мучась и лучась.
Свеченье туч — как помраченье
рассудка в это светлый час.
***
Дождик прыснул в кулачок, —
отпрыск облачка и сини,
влажной радости клочок,
и — клешни тоски бессильны.
Дождик, лучик, лопоток,
платье, мокрое в облипку.
Ты — как юности глоток,
как нежданная улыбка.
Нити длинные снуют,
пальцы тонки, иглы колки,
и сшивают жизнь мою
наживую, без иголки.
***
Эту ночь осторожно пальпирует дождь.
Всё стучит, то порывист, то тих.
Словно там, в небесах, человечества Вождь
на машинке печатает стих.
Вот опять он бубнит над моей головой...
Что ты капаешь мне на мозги?
Я пытаюсь постигнуть язык дождевой
и загадку невидимой зги.
Продиктуй мне свои ключевые слова,
три заветные карты свои,
те, что знают деревья, песок и трава,
знают иволги и соловьи.
Мне откроется вещая тайна твоя
и подземные корни вещей...
Но уходит он, крадучись, в мрак бытия
в мелкокрапчатом сером плаще.
***
Пространство жизни, где рождён,
на сотни метров
теперь заполнено дождём,
холодным ветром.
Чего мы ждём? Чего мы ждём?
Не верь надежде.
Всё перечёркнуто дождём,
что было прежде.
* * *
Пальцы дождя подбирают мелодию
к детству, к далёкой весне.
Где-то её уже слышала вроде я
в давнем растаявшем сне...
Капли, как пальцы стучат осторожные:
«Можно ли в душу войти?»
Шепчут в слезах мне кусты придорожные:
«Мы умирать не хотим...»
Люди снуют между автомобилями,
светится в лужах вода
и озаряет всё то, что любили мы,
что унесём в навсегда.
Глупая девочка в стареньких ботиках,
руки навстречу вразлёт...
Дружество леса, дождинок и зонтиков,
музыка – жизнь напролёт.
***
Всё дождь да дождь. Песнь вечного ручья…
И кажется, что он не смолкнет вовсе.
Дождь кончится, но раньше кончусь я.
(Невольно подсказал строку Иосиф).
Долбят дождинки всё одно и то ж,
до наших душ пытаясь достучаться.
И каждая свой предлагает грош,
моля впустить в семью как домочадца.
Но Беллы опыт я не повторю
и не пущу его в свои пенаты.
Не верю октябрю и ноябрю,
в их слёзы и тоскливые сонаты.
Поскольку эти слёзы лишь вода
и в глубине их злые льдинки зреют,
поскольку дождь приносит холода
и никогда нам души не согреет.
***
Туча сильнее солнца. Тёмной своею тушей
может его задвинуть, вытеснить, зачернить.
Туча тревогу сеет, мраком наполнив души,
всякие неудобства любит земле чинить.
Тень бросает на имя, светлые лица хмуря,
громом пугая в страхе Божьего ждать суда,
может наслать ненастье, может затеять бурю,
но туча – это на время, а солнце нам навсегда.
Тучи и божьи страхи – это лишь до предела,
до поры, сколь позволим душу свою гнобить.
Есть ли Бог или нет ли – это его лишь дело.
А наше дело телячье – радовать и любить.
***
Даже средь горьких и пасмурных дней
счастливы мы хоть отчасти.
И среди глины, песков и камней
есть свои цветики счастья.
Пусть тяжела у несчастья сума –
карт в ней счастливых колода.
Глянь, фиолетова туча сама,
а по краям – позолота.
Небо порою покажется дном.
Гвозди вопьются в запястья...
Ночь. Одиночество. Дождь за окном.
Самое время для счастья.
***
Все пробелы, пустоты, дыры
дождь старательно зашивает.
У меня от судьбы рапиры
раны, кажется, заживают.
Дождь, прекрасны твои прошивки
на судьбе, что жизнь сочинила.
Так вот бабушка на машинке
швейной платьица мне строчила.
Дождик, мой сарафан в горошек…
Жизнь прощается у вокзала.
– А была ль ты счастлива в прошлом?
– Да, но только о том не знала.
Если б мог ты – ведь дождик смог же –
жизнь обнять мою, не минуя...
У меня на лице промокшем
след серебряных поцелуев.
***
Полгорода лишила интернета
гремящая июльская гроза,
но слава богу, не войны вендетта,
что не её послали небеса.
Я вздрагиваю от удара грома
и закрываю в ужасе глаза,
потом смотрю – всё цело и здорово,
ну слава богу, это лишь гроза.
Пусть гром гремит и вся земля трясётся,
пусть по колено побреду в воде,
но пусть война лишь с нами не стрясётся,
война пусть не случается нигде!
Люблю грозу и в мае, и в июле,
но в то же время страх меня берёт –
как молнии пронзают, словно пули,
и гром сейчас мне сердце разорвёт.
Недаром утром вороны кричали
и кто-то в сапогах ходил по снам...
Гроза – предвестник многая печали.
Гроза – предупреждение всем нам.
***
Дождик нервно барабанит пальцами,
словно знает что-нибудь такое,
что сказать торопится запальчиво,
от чего нам всем не знать покоя.
Дождик, барабань там поразборчивей!
Для тебя я отворяю окна.
Пусть тобой тетрадку всю испорчу я,
пусть от слёз твоих совсем промокну.
Поделись со мною тёмной истиной,
корневою тайною растений...
Я засну под влажный шёпот лиственный,
словно на плече любимой тени.
И закружит медленными вальсами,
будто кто-то звук слегка убавил,
будто ты меня ласкаешь пальцами,
теми, что недавно барабанил.
***
Я не вещь, я не могу сломаться,
даже если вдребезги разбей.
И сюжет жестокого романса
не подходит для судьбы моей.
Я бессмертна в некотором роде –
буду нашей где не пропадать,
как круговорот воды в природе,
испаряться, снегом выпадать.
Выпадать вам как счастливый случай,
что порою понапрасну ждём,
разгонять с утра на небе тучи
и стучаться в окна вам дождём.
Побежим по лужам босиком мы,
всё поймём, что ясно и ежу...
Жизнь бессмертна, это аксиома.
Я ещё вам это докажу.
***
Дождь налетел, охолоня,
окрасив всё лиловым светом.
И небо было за меня…
И кто-то плакал обо мне там.
Дождь вырвался как из тюрьмы,
раздвинув облачную клетку,
и зазвучало: до, ре, ми…
Поплачься, дождь, в мою жилетку.
Пусть непокрыта голова,
подумаешь, промокло платье.
Лишь не ржавели бы слова,
не охладело бы объятье.
Течёт небесная вода
и капли прыгают по лужам.
И верится, что я всегда
тебе нужна, как ты мне нужен.
Из облачных струится век
благословенная прохлада…
Мой дождь! Мой Бог! Мой человек!
Ну что ещё от жизни надо?..
***
Я придумала свежую рифму: «дождик – Додик».
Ты оценил бы и посмеялся со мной.
Вот и ещё один без тебя пережился годик...
Как тебе там, в обители неземной?
Вот почему я дождик люблю, оказывается, –
потому что с именем рифмуется он твоим.
Слово к слову, человек к человеку привязывается,
но этот процесс, к сожаленью, неостановим.
Дерево тянет ко мне продрогшие веточки.
Хочется их укутать, как плечики, в плащ...
Дождик идёт настолько по-человечески,
что я ему даже сказала: «Не надо, не плачь».
***
Река абсолютной любви,
душа абсолютной тоски...
Кто были родными людьми –
давно нам уже не близки.
Кого уже нет, кто далёк,
кого поглотила земля…
И мир потускнел и поблёк,
как призрак вдали корабля.
Мы боль заливаем вином,
но не утоляем вины.
Привычна как дождь за окном
страна бесконечной войны.
***
У дождя прохладные руки,
он обнимет меня насквозь.
Кто мы – юные ли, старухи,
он для всех благосклонный гость.
Жить, как будто мне всё здесь снится,
не от холода лишь дрожать,
и смежать в забытьи ресницы,
слушать дождь и не возражать.
Будет жизнь затенённой тканью,
под завесой ночных дубрав,
переполненной бормотаньем,
лепетаньем листвы и трав.
Ни газет, ни радиоточек,
ни чужих голосов онлайн.
Только лишь забытья глоточек
из колодца глубоких тайн.
И ни знаний о том, что минет,
ни о том, что будет потом.
Я не лёгкая на помине,
я за гранью и за бортом.
Пой мне, дождик, песню о лесе,
обнимай меня, как в кино.
На чужую мельницу лейся,
ведь моей уже нет давно.
Погуляй со мной по аллее,
навевай мне далёкий май.
Пусть от холода околею,
всё равно меня обнимай.
***
Что ни день – тоска повтора,
на душе – следы подошв...
Я отдёргиваю штору –
за окошком пляшет дождь.
И слетает вмиг короста,
отдаляется беда...
А казалось бы так просто –
только небо и вода.
Что-то окнам заливает
и пускает пузыри...
Он не только грязь смывает –
очищает изнутри.
В лица превращает рыла,
оттирая до конца
пыль земную, что покрыла
заскорузлые сердца.
Дождик, дождик босоногий,
обними нас, сильвупле!
Ты такой же одинокий,
как все люди на земле.
***
Дождь идёт, пузырится, пенится,
окропляет водой с планет.
Лейся, дождь, на чужую мельницу,
у меня ведь своей-то нет.
Он уж если идти осмелится –
будет шпарить как из ведра.
Все чужие родны мне мельницы,
я желаю им всем добра.
Кто придумал нам ту пословицу,
чтоб вода заменила кровь?
Так легко на земле озлобиться,
позабыть про тепло, любовь…
Если будет всем фиолетово,
кто про мельницы сложит стих?
Начинаются войны с этого,
что чужими считаем их.
Что казалось бы мне до мельницы –
ветряной или водяной,
сумасброднице и бездельнице,
в этой комнате ледяной?
Перемелется, перемелется,
перемелется всё, родной.
***
По крыше счастье барабанило,
окутывая дом уютом,
и ничего уже не ранило
в пространстве яростном и лютом.
И птицы жались сиротливые,
в нас пробуждая человечность.
А дождик шёл неторопливо так...
Ведь у него в запасе вечность.
И мне, стола и книги узнику,
дышалось как в зелёной чаще.
Я понимаю эту музыку,
дождя язык животворящий.
Люблю его потоки бурные
и семенящую походку,
и речи вздорные сумбурные,
всю эту чёртову погодку.
Когда поставлена на паузу
жизнь, чтоб никто уж не обидел,
и мы из мирового хаоса
спешим в души своей обитель.
– Ну, зарядил, ты скажешь, надолго...
Но всё воздастся нам сторицей.
Ведь если хочешь видеть радугу –
с дождём придётся примириться.