«Родной моей России красота…»
Природа, извечный мир которой становится «основным притягательным центром» (С. Касович) в поэзии Благова, является одним из самых красочных ликов благовской России. О чем бы ни писал поэт, он всегда обращается к природе, видя в ней основной источник своей поэзии.
Природа для Благова – всегда чудо. Такое, из детских лет вынесенное и сохраненное памятью поэта, мировосприятие формирует и основную тональность большей части его пейзажной лирики – интонации радости, восхищения:
Не все трезвон свой сыпать по кладовым,
Терять по красным ягодным лесам –
Вздремнуло солнце на пеньке сосновом,
Живицы мед стекает по усам…
А за душой, наверно, прорва сказок.
– Давай-ка бросим дрыхнуть, старина!
Чудес, наверно, полные запруды.
– Вставай-ка, брат,
Рассказывай,
Айда!..
Подрытая мореными корнями,
Земля как короб ухала пустой.
Мы шли,
И расступался перед нами
Послушных сосен медногрудый строй…
За жизнь я столько дивного не слышал,
А впереди еще полнеба дня.
Я шел и шел,
И головой повыше
Шло солнце, опираясь на меня.
Поклонение Благова природе может быть сравнимо со страстной верой в нее древних язычников, которые боготворили ее, считая праматерью всего сущего. Такое субстанциональное понимание сущности природы свойственно поэту. В стихотворении «Все глуше…» (1962) есть строки, в которых, на наш взгляд, выражена формула взаимоотношений природы и человека в поэзии Благова. Вот они:
…весь из барабанных перепонок
Услышишь мерный ход вселенной всей,
Как слышит неродившийся ребенок
Глухое сердце матери своей.
Изначальность природы и сыновнее по отношению к ней положение человека выражено в характерных для Благова образах матери и ребенка. Единая сущность природы и человека понимается автором как единая плоть матери и вынашиваемого ею дитя. Мысль о единоплотии человека и природы формирует не только содержательный аспект произведения, но и выражается в соответствующей форме. Как это часто у Благова, поэт прибегает к приему звукописи. Мелодика стихотворения «Все глуше…» выстроена по закону контрапункта – одновременного движения двух звуковых рядов, образующих гармоническое целое. Один звуковой ряд составляют шипящие и свистящие ш, ж, с, з. Эти звуки, на наш взгляд, призваны создать атмосферу приглушенности, тишины. Поэтический слух автора настроен на восприятие малейшего движения в природе, едва слышных проявлений ее жизни. Другой звуковой ряд – б, д, р, в – создает музыку «мерного хода» вселенной, жизни природы. Обе мелодии сливаются воедино в последних, выше процитированных, строках, рождая метафору поэтического восприятия мира. Единство человека («неродившегося ребенка») и природы («матери») подчеркивается сквозными аллитерирующими звукосочетаниями.
Обретение своей сущности, своего «лица» лирический субъект не мыслит без матери-природы. На это указывают даже средства поэтической образности, к которым поэт прибегает. В стихотворении «Все глуше…», обращаясь к себе, правда, пока с позиций стороннего наблюдателя, лирический субъект описывает свой портрет с помощью много говорящего сравнения: «Ты сам, // Как лес, // От солнышка рябой».
Метафорическая насыщенность стихотворений Благова – одна из отличительных черт художественной системы поэта. В пейзажной же лирике заметна особая густота тропики, отчего картины природы получаются яркими, красочными, сочными:
В золотой горячей сбруе
Лето звонко и светло,
Всем подряд дары даруя,
Клад свой степью провезло.
Воз окинут небом-ситцем,
Я и след найти могу:
Вон лучи сверкнули – спицы,
Вижу радугу-дугу.
«Лето» (1959)
На пространстве 8 строк «уместились» эпитеты золотая, горячая сбруя, звонко, светло, олицетворение лета, раздаривающего свои дары, метафоры небо-ситец, лучи-спицы, радуга-дуга.
Метафорические средства поэтической образности выступают не только как традиционные средства художественной изобразительности. Приведем в качестве примера отрывок из стихотворения «Весна моя» (1961):
Я сразу увидал тебя летящей
сквозь пестроту снегов, берез, сорок;
был твой с горошком огненный платок
живым,
как на мизинчике сидящий,
поднявший крылья вася-васюрок.
Тебе еще на месте не сидится,
по всем оврагам голосишь, снежница,
ты вечно где-то скачешь, егоза,
но мне про губы пахнет медуница,
подснежники сияют про глаза.
Летишь, в лицо хохочешь – не поймаю,
ты хочешь растрезвониться по маю,
мол, ты одна, сама собой красна.
А я весь мир до хруста обнимаю. –
Ты смолкла.
Что же смолкла ты, весна?!
Традиционная метафора весны как пробуждения природы здесь преобразована. Весна персонифицирована в образе возлюбленной, и стихотворение представляет собой интимный разговор с нею. С помощью олицетворения восстанавливается единство человека с окружающей его природой, единство мира в его целостности.
Создавая мир, в котором все едино, поэт мечтает о том времени, когда «люди все, // Разгородив границы, // Сойдутся каждый каждого обнять» («Неверящим», 1958). Все мыслится в масштабах мира, вселенной. Поэтому даже пароходы в стихотворении «Где-то вышла буря из терпенья…» (1961) стремятся к широким просторам, «слыша сразу всех собратьев голоса»:
Мудрая тоска об океанах
есть у пароходов у речных.
В моменте взаимодействия одного с другим, порой даже противоположных начал, и осуществляется, по мысли поэта, великое таинство жизни. Поэтому в одном ряду оказываются совершенно разные, на первый взгляд, реалии: «Точно стрелки магнитные, // Щуки спят у коряг» («Зреет, бесится завязь…», 1962).
Стремление Благова к воспроизведению действительности в ее цельности, единстве приводит к полноте «живой жизни» в его поэзии. Все в ней движется, динамично, действует. Движение понимается поэтом философски: оно есть форма существования природы, непрерывный процесс ее бытия. В нем заключено основное таинство, смысл жизни. Чтобы понять его, нужно «к пашням прислушаться, к рекам», и тогда станет ясно, что повсюду
Воды играют под снегом,
Будто звенят удила.
Сколько накоплено влаги –
Хлынет молозивом вся <…>
И, встрепенувшийся к ночи,
(Все бы не расползлось!)
Прыгает с кочки на кочку,
С ветки на ветку мороз.
Что-то бунтует,
Не мерзнет,
Знай барабанит в ручье,
Словно горошина в позднем,
Окостеневшем стручке.
В поэзии Благова движутся даже предметы, которые по природе своей неподвижны. Например, в процитированном выше отрывке заключена такой силы энергия жизни, что даже мороз, вроде бы сковывающий движение, «останавливающий» жизнь (вспомним устойчивое выражение «смертельный холод»), «прыгает» – совершает быстрое, по определению, действие.
Главная особенность благовских стихов о природе заключена в том, что она представлена в них как «деятельная, работящая» (М. Котов). Природа связана с трудом, который мыслится поэтом в качестве «основной жизненной потребности», главной ценности жизни. Процессы, происходящие в природе, не хаотичны, а направлены на достижение определенной цели, в них обязательно заключен какой-то смысл. Поэтому при характеристике природных процессов вполне оправдано применение таких понятий, как труд, работа, творчество. В процессы созидания вовлечено лето:
Торопясь к хлебам с наливом,
Лето спорое с весны,
Било дни по светлым гривам,
Гнало ливнем навесным.
В важном труде по выращиванию и уборке урожая даже птицам отведено свое место: «Ток давно // Разработан лапой птичьей».
В стихотворении «Туча» в ритм сельскохозяйственных работ включена «немудрящая речка», которая даже «воробью до колен не хватает». Но в трудовом азарте она «так бурлит, // Так кружит жернова сгоряча», что на мельнице от ее усилий клубится мука и «теплым облаком в ларь оседает». А при характеристике тучи, все приведшей в движение, Благов использует эпитет, «аккумулировавший в себе эмоциональный опыт народа» (В. Смирнов) – отработанная.
Наделение природы созидательными, творческими началами приводит к тому, что из предмета изображения она превращается в субъект, наделенный всеми человеческими качествами и возможностями. Одухотворенность природы так велика, что где бы человек ни был, чувствуется – «бьется чье-то сердце рядом» («Свияга», 1958) и «чьи-то, // Как ни повернитесь, // Сверлят затылок вам глаза» («Песнь великих лесов»).
Чаще же всего природа видится в образе женщины. Она постигается поэтом как «прилив женской стихии» (Н. Ю. Тяпугина). Это особенно наглядно в характере метафоричности. При описании наступающей зимы в стихотворении «Землю в закате багровом…» (1966) автор использует сравнение замерзающих вод с сединами матери. В стихотворении «Лето» «осинка узкоплечая» сравнивается с девчонкой, «что из речки // Ловит воду решетом» («Сроки», 1957) запоминается олицетворением, когда о цветении ивы автор пишет «заневестилась».
Описания природы под пером Благова всегда выражают отношение автора к действительности, его понимание жизни. В обычном вроде бы пейзаже возникают слова, выражающие целую систему взглядов поэта на мироздание, где любому существу определено свое место, дан свой смысл:
Свое умеет каждая былинка
И, что ей надо,
Знает про себя.
Г. И. Коновалов «коренным свойством» таланта поэта считал «простоту вымысла и глубину мысли». Кажется, нет ничего особенного в пейзаже стихотворения «Клич журавлиный…». Улетают с насиженных летом гнезд в теплые края журавли, оглашая окрестность своими кликами. Но что-то тронуло сердца плотников, раз они оставили свое дело и прислушались к «высокогорным зовам» птиц. Что-то проснулось в их душе, что «забывчиво дремало» среди повседневных дел. Быть может, в журавлиных кликах они услышали звуки вечного, непреходящего, что, не имея названия, все же придает высокий смысл всему сущему, служит залогом бесконечности жизни.
Природа в стихотворениях Благова выступает и как носительница духовных начал, которыми руководствуется человек в своей жизни. На пейзажном материале поэт решает нравственные проблемы. В стихотворении «Бунт яблонь» (1961) изображена пора созревания яблок. Первые строки в характерной для Благова манере рельефно и динамично рисуют эту картину:
Раздобрели яблони –
Соскользнут с опор
Да как рухнут в яблоках
Наземь, на забор –
Рухнут слишком сильными,
Силы не стерпя,
До корней,
До вымени
Разорвут себя…
Жизненная сила зреющих яблонь входит в конфликт с нравственным бессилием – эгоизмом «хозяина» сада, запрещающим трогать плоды. Его прототипом является некий Яков Иванович, у которого молодые Благовы во время проживания в Мелекессе (1954–1955) снимали квартиру. Этот человек, по словам Ляли Ибрагимовны, в прошлом был крупным купцом, который, даже потеряв по известным причинам все свое состояние, сохранял образ «хозяина», скупого, расчетливого капиталиста. Кстати, воспоминаниями о нем навеяно и стихотворение «Зрячий крест» (1961), в котором строки «Помяни святого духа, // а в стакане сделай сухо – // хрусталь любит чистоту!» действительно являлись застольной присказкой этого человека.
В том, что деревья в стихотворении «Бунт яблонь» не выдерживают эгоизма и жадности «хозяина» и – «бунтуют», позиция автора обозначена предельно четко: в дилемме «жизнь для себя» и «жизнь для других» Благов, несомненно, выбирает последнее. Так природа, изначально этически нейтральная, в поэтическом осмыслении автора становится носительницей его нравственных оценок.
В стихотворении «Песнь великих лесов» (оно написано под впечатлением от участия в экспедиции под руководством преподавателя ульяновского пединститута В. С. Шустова, исследовавшей по заданию Академии Наук СССР ареал распространения ясеня в бассейне Волги и проходившей в лесах поволжского края) цветок, который «на что уж скромен: // Накрыл ладошкой – // И погас», становится образом, символизирующим собой единство всего мира:
Четыре лепестка,
Согретых
Дыханьем,
А на лепестках
Лежат четыре части света
С одной котомкой в головах.
Эти строки убеждают в том, что Благов искусно владел искусством символики. В стихотворении «Песнь великих лесов» обобщенный образ русских лесов выступает символом России и ее истории. Эти леса «еще сам Петр облюбовал», и в них, благодаря героическим усилиям этого деятеля, страна обрела свою государственность. Не будь этих лесов – прервется нить жизни, нечему будет держать небосвод. Лес становится жизненной опорой для человека, его самой надежной верой:
Падет ли на душу тревога,
В своей ли правде усомнюсь,
Приду я в этот лес –
И богу,
Неверующий, помолюсь.
Так природа у Благова оказывается в центре его размышлений о человеке и о его месте в мире. Как и в стихотворениях с другими главенствующими темами (войной, «малой родиной»), эти размышления неизменно связаны с мыслями о России, о русском народе.