***
Он шепчет на выдохе еле слышно: "Теперь я твой"
и дышит сбивчиво;
я вспоминаю, какой же была придирчивой,
когда каждый встречный - пресный, нескладный, неинтересный.
Словом - ни рожи ни кожи, совсем чужой.
Шепот скачет, как сердце у воробья,
отбивается эхом от семиконечных звезд.
Тебя мне Воин на белом блюдечке преподнес,
держа на конце валирийского острия.
Тогда я сказала себе: "Ты - мой", еще до того, как была твоя.
Его голос лечит любые раны, плавит олово и свинец,
насыщает сердце чувствами натощак.
Это Старица мудро дает мне знак,
что вскоре все образуется наконец.
Храни эту мысль Дева, Отец, Кузнец...
Запах дождя сквозь окно не дает нам спать.
Смысл взаимных диффузий едва уловим и тонок.
Пока мы порознь, каждый из нас - осколок,
когда мы вместе, можно и воевать.
Щитом и мечом защищает Воин, добротой и заботой - Мать.
Всю историю нашу ни в книгах, ни письмах не сыщут,
наших общих удачных фото - на пальцах пересчитать.
Но мы оба помним, как долго могли не спать,
как рассвет обнимает город, ложась на крыши.
...
О Седьмом же - ни слова; и песен о нем не поют, и стихов не пишут.