"БЮЛЛЕТЕНИ ЛИТЕРАТУРЫ и ЖИЗНИ" 1914-1915 г.
Страшна и ужасна война. Страшна обнажением язв человечества и освобождением низших сторон человеческой природы, ужасна по своим последствиям. Но в то же время война, как и страдание отдельного лица, несет исцеление и углубленное понимание жизни. Она заставляет остановиться и пересмотреть самые важные вопросы жизни, будит мысль и спящую совесть и создает лучшее будущее. Настоящая война боле, чем какая-либо другая, всколыхнула общественное и личное самосознание. В миллиард умов, так или иначе затронутых европейской войной, идет колоссальная работа, строится новое миропонимание. Гигантский, кипящий как паровой котел, коллективный человеческий мозг выясняет извечные вопросы об отношении отдельного человека к государству, государств друг к другу, и о тех путях, по которым пойдет человечество дальше.
За 37 лет до войны Ф.М.Достоевский понимал "не всегда война бичь, а иногда и спасение". Они поняли необходимость войны, чтобы разрубить узлы, которые иначе никак не распутать. Они вдруг почувствовали возрождающую силу войны, которая в ней скрыта, наравне с губительной.
Что-то дурное и злобное застоялось в России, и в ней началось уже омертвение и гниение. Мирное развитие стало невозможно в России. Только катастрофа может обновить и возродить русский характер, направит русскую волю на великие дела. Такая катастрофа и разразилась над Россией, поставила перед всеми ея сынами сверхличные задачи, заставила забыть мелкие злобные счеты. В жизни народов бывают периоды, когда необходим очистительный огонь. И чем лучше теперешний мир между цивилизованными нациями войны? Напротив, скорее мир, долгий мир зверит и ожесточает человека, а не война. Долгий мир всегда родит жестокость, трусость и грубый, ожирелый эгоизм, а главное- умственный застой. В долгий мир жиреют лишь одни эксплуататоры народов. Налажено, что мир родит богатство,-но ведь лишь десятой доли людей, а эта десятая доля, заразившись болезнями богатства, сама передает заразу и остальным девяти десятым, хоть и без богатства. Заражается же она развратом и цинизмом. От излишнего скопления богатства в одних руках рождается у обладателей богатства грубость чувств. Чувство изящного обращается в жажду капризных излишеств и ненормальностей. Страшно развивается сладострастие. Сладострастие родит жестокость и трусость. Грузная и грубая душа сладострастника жесточе всякой другой, даже порочной души. Иной сладострастник, падающий в обморок при виде крови из обрезанного пальца, не простит бедняку и заточит его в тюрьму за ничтожнейший долг. Жестокость же родит усиленную, слишком трусливую заботу о самообеспечении. Эта трусливая забота о самообеспечении всегда, в долгий мир, под конец обращается в какой-то панический страх за себя, сообщается всем слоям общества, родит страшную жажду накопления и приобретения денег. Теряется вера в солидарность людей, в братство их, в помощь общества, провозглашается громко тезис:"всякий за себя и для себя";бедняк слишком видит, что такое богач и какой он ему брат, и вот все уединяются и обособляются. Эгоизм умерщвляет великодушие. В результате же оказывается, что буржуазный долгий мир все-таки, в конце концов, всегда почти зарождает сам потребность войны, выносит ее сам из себя, как жалкое следствие, но уже не из-за великой и справедливой цели, достойной великой нации, а из-за каких-нибудь жалких биржевых интересов, из-за новых рынков, нужных эксплуататорам, из-за приобретения новых рабов, необходимых обладателям золотых мешков,- словом, из-за причин, не оправдываемых даже потребностью самосохранения,а, напротив, именно свидетельствующих о капризном, болезненном состоянии национального организма. Весь вопрос не в самой войне, а в ее результатах, в том,- что же несет с собой та или другая власть? И вот тут-то и есть противоречие. Противоречие в том, что говоря о культуре, мы подразумеваем всегда культуру западную, европейскую, которая в сущности вовсе не есть культура, а лишь грубая прелюдия к культуре мировой, прелюдия неизбежная и необходимая, но которая, конечно, будет преодолена, как всякое "неизбежное зло". Характерная черта этой (культуры) которая делает ее величайшим злом человечества, похожим на страшный сон-это преобладание в ней материального и страшное подавление человеческой личности. Человек среди стихии этой культуры давно перестал быть человеком. Это-(средство). Наша мораль и философия будущего должны быть другие:человек не есть цель и не есть средство, ибо он и цель и средство в одно и то же время, он и мост и идущий по мосту! Он-Человек, и за Человека идет Россия сражаться с Германией, за человека, который не хочет больше быть только (навозом) для будущего и жалким мясом для машин и скорострелок, и Россия победит, если есть на земле справедливость. А потому-да здравствует война, да здравствует огонь, в котором гибнет старый мир. Эта война имеет величайший духовный смысл, и ее целительную силу мы испытали в полной мере. Уже в первые дни ее принесли чудесное, немыслимое в мирные времена,-освобождение от водки. Между Божьим миром и миром человеческим есть настоящий антиномизм. Мы говорим: мир, когда мы торгуем, посягаем, обманываем, когда одни задыхаются от работы на других, кода цивилизованнийшие нации медленно сживают со свету стариннейшие дикие племена, когда все в человечестве разделено на партии, группы, мнения, классы, организации, кружки, и все враждуют против всех, борясь самым грубым и без церемонным образом за (места под солнцем), за власть, за преобладание, за сытость, за высокие идеи. И над всеми борющимися, над победителями и побежденными, ходит Смерть и косит ровными, неумолимыми непрерывными рядами человеческую жатву. И это называют миром! Мир же Божий есть категория внутренняя и абсолютная. Мир Божий может расцветать в величайших потрясениях и катастрофах и вянуть, блекнуть, падать во времена человечески-мирные и благорастворенные. Мирской мир неминуемо ведет или к войне, или к пошлости жизни. Гром не грянет,-мужик не перекреститься. Грянул гром войны, и перекрестился народ. Перекрестимся же и мы.